"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу авторана берегу немедленно завладели ими и увели всех к печи где они о чем-то
таинственно переговаривались и непрестанно курили. Двое французов с "Росы" каждый вечер приходили в гости к Николя. От них мы узнали, что "Пилигрим" находится в Сан-Педро и теперь это единственное судно из "дома" в калифорнийских водах. Несколько итальянцев оставались ночевать на берегу в своем сарае, и почти каждый вечер мы наслаждались их пением. Они пели все что угодно - от баркарол до деревенских мотивов, и нередко я узнавал известные оперные арии и романсы. Нередко певцы объединялись в хор, причем каждый вел свою партию, это было очень красиво благодаря превосходным голосам и общему воодушевлению. Много матросов каждый вечер съезжали на берег, и мы коротали время, переходя от одного склада к другому и прислушиваясь к разговорам на самых разных языках. Но общим для всех оставался, конечно, испанский, потому что каждый хоть немного знал его. В числе сорока или пятидесяти человек у нас были представители почти всех наций, известных под солнцем, - два англичанина, трое янки, два шотландца, два валлийца, один ирландец, трое французов (двое из Нормандии, один из Гаскони), один голландец, один австриец, два-три испанца (из самой Испании), полдюжины испано-американцев и метисов, двое индейцев, негр, мулат, около двадцати итальянцев изо всех уголков Италии, почти вдвое больше сандвичан и даже таитянин и канака с Маркизских островов. Накануне отплытия судов европейцы собрались в сарае "Росы" и развлекались пением на всех языках. Немец исполнил "Ach! Mein lieber Augustin"[33], трое французов во все горло прокричали "Марсельезу", англичане и шотландцы угостили нас своими "Правь, Британия!" и "Кто же будет народные песни, так что я ничего не понял, а наши янки пытались "преподнести" "Звездно-полосатое знамя". Когда все отдали дань своему национальному, австриец пропел очаровательную любовную песенку, а французы с жаром исполнили "Sentinelle! О prenez garde а vous!"[34], после чего последовал melange, то есть каждый ударился, кто во что горазд. Когда я уходил, "агуардиенте"[35] уже порядочно затуманила головы, все пели и говорили разом, перебивая друг друга; ругательства на всех языках раздавались столь же часто, как и обращения к соседям. На следующий день оба судна снялись с якорей и оставили нас единственными обитателями опустевшего побережья. Впрочем, наше число возросло благодаря открытию новых складов, а само "общество" несколько разнообразилось. Сараем "Каталины" стал заведовать пожилой шотландец Роберт. Подобно большинству своих соотечественников, он получил некоторое образование и любил вмешиваться в чужие дела, а кроме того, был слишком высокого мнения о своей персоне, что выглядело довольно нелепо. Все свободное время этот человек посвящал принадлежавшим ему свиньям, цыплятам, индюкам, собакам и прочей живности, а также своей длинной трубке. У него в сарае все сверкало чистотой, и распорядок дня он соблюдал с точностью хронометра. Держался шотландец большей частью обособленно, и его нельзя было считать ценным приобретением для нашего общества. За все время пребывания на берегу он не истратил ни цента, благодаря чему заслужил репутацию никчемного товарища. Когда-то он служил унтер-офицером на британском фрегате "Дублин" под командованием лорда Джеймса Таунсэнда и по этой причине считал себя весьма важной птицей. Управлявший сараем "Росы" австриец Шмидт свободно говорил, читал и писал на четырех языках. Родным |
|
|