"Софрон Петрович Данилов. Бьется сердце (Роман) " - читать интересную книгу автора

сражениях, записанных в революционную летопись Якутии. Довелось ему
хлебнуть горячего и в Хантагайском бою, и под Никольском, и в Сасыл-Сысы -
в этой беспримерной в истории ледовой осаде.
Под Амгой, собирая оружие на поле боя, где были наголову разбиты
"братья" - пепеляевцы, шедшие на Якутск, Левин с трудом вытащил новенький
шошевский автомат из-под штабс-капитана, навзничь рухнувшего на гребне
окопа и скованного морозом в страшной, нелюдской позе - как у кузнечика
вывернуты ноги назад, заломлены над головой руки. Уже перепрыгнув через
окоп с автоматом, он на ходу ещё раз оглянулся - чем-то царапнула память
эта нелепая фигура пепеляевца. Левин присмотрелся, и как из недавнего
прошлого на него глянул остекленевшими глазами младший Архипов - Филя.
Штабс-капитан... Разинутый в предсмертной агонии рот его был полон снега.
Не испытывая каких-либо острых чувств, Левин глянул ещё раз на труп
врага и ушёл. Не одному Филе - он всем им теперь отомстил полной мерой. И
за отца с матерью, и за Деда. Амга подвела под большим его счётом черту.
Жизнь пошла как бы по второму кругу: опять он отвоевался, опять
праздновали победу, опять разъезжались по родным краям боевые товарищи.
Пришла пора сдать оружейному старшине свой верный кольт. Теперь уже
навсегда.
Всё повторялось. Но сам Левин к этому времени стал другим! В жизни его
произошла перемена, столь серьёзная, что от неё грешно отделаться простым
сообщением, не рассказать, как вошла в жизнь Левина светлолицая Аннушка,
чтобы потом появиться на свет и Сашке, мальчишке русоголовому, но с глазами
смоляно-чёрными и по-якутски узкими.
А было это так.
Начиналась история плохо - хуже и не придумаешь: Левин попался в
разведке, как белка в капкан, только зубья лязгнули.
Верхами, он и ещё пятеро, отправились в один из заречных улусов, где
особенно неспокойно было. Мест толком не знали, всё им там было вчуже. В
засаду влетели самым непростительным образом. Придорожные лиственницы снизу
от корней засверкали острыми вспышками, взвизгнуло над головой, кони
вздыбились. Не принимая боя, разведчики повернули - и дай бог ноги! Бандиты
не мешкали. Дюжина всадников мгновенно выросла сзади на дороге: погоня!
- Уходите! Я прикрою! - крикнул товарищам Всеволод.
Он ударил из винта. Бандиты залегли и стали отвечать. Выиграв какое-то
время, он выпустил ещё две обоймы и поднял коня. Добром эта погоня
кончиться не могла: лошади у разведчиков были тощи и заморены в долгих
переходах, бандитские же кони, застоявшиеся в скрадке, только и ждали
показать себя.
Гнедой нёс Левина просекой, ветки хлестали по лицу, когтистый
кустарник рвал коню бока, ошалев от боли, тот сигал по кустам. Вернее было
бы спешиться и осмотреться. Но мысль об этом едва мелькнула в голове, как
вдруг всё закружилось, вместе с седлом он нырнул под лошадиное брюхо - в
скачке лопнула, не выдержала подпруга.
Ещё некоторое время он чувствовал, как обезумевший конь тащит его.
Пытаясь выдернуть ногу из стремени, он схватился за куст, но тут - будто из
пушки в упор - громыхнуло в ушах, зазвенело и всё померкло.
Очнулся Левин на снегу под деревом, видимо под тем самым, о которое
его трахнуло на лету. Коня и след простыл. Не было с ним и винтовки. Но и
погони, слава богу, не было слышно. Удивительная тишина стояла вокруг.