"Софрон Петрович Данилов. Бьется сердце (Роман) " - читать интересную книгу автора

Все посмеиваются: "Начинать без мук - значит обкрадывать свою
биографию". Завуч посидел у неё на уроке и сделал заключение - слишком
мягкое обращение с классом! Враки! Ей противопоказано заниматься
педагогикой, как другим медициной или парашютным спортом. Недаром говорят,
что бездарный учитель - враг, от него вреда больше, чем от детской
эпидемии.
Она всё шагала по лужам. Деревня кончилась, началось огороженное
жердями картофельное поле, всё перерытое, в пожухлых стеблях. Дождь, на
минуту притихший, зарядил с новой силой. Пришлось свернуть под защиту
ближней берёзы.
Кичливые её слова, брошенные отцу: "Еду в село учительницей" - теперь
вспоминались ей в таком жалком свете! Учительница... Бездарь безнадёжная!
Опёршись о мокрый ствол, не в силах сдержаться, она заревела в голос.
Но слёзы не принесли облегчения. Стало ещё обидней за себя, такую
неудачливую, всеми брошенную. Они были щедры на приветствия и посулы, но
разве кто-нибудь хоть пальцем шевельнул, чтобы помочь ей в несчастье?
Почему ни у кого не хватило честности сказать ей: остановись! Нет, они
улыбались ей в лицо.
Вдалбливали в пединституте, какой там храм сжёг Герострат и что сказал
Песталоцци. Но никто не объяснил, почему для Тимы Денисова стихи могут
стать скучными? А этот Тимир Иванович, с его постной физиономией: "Наладьте
дисциплину, придерживайтесь методик". Она ли не просиживает ночи над
проклятыми методиками!
Но больше всех, конечно, виноват отец. Это он воспитал её посмешищем
для людей. Притворяется любящим, пишет: "Ланочка, если тебе будет трудно на
селе, бросай всё и возвращайся в Якутск - хорошее местечко ждёт тебя".
Уверен, что она не выдержит, давно приготовил "местечко". Слово-то какое
отвратительное.
Плети дождя сбивали с берёзы последние листья, они проносились мимо -
чёрные, разбухшие. Чёрные! Не зелёные, не золотисто-жёлтые, какие всю жизнь
ей показывали в кино, на любимых полотнах, на нежном фарфоре. Оказывается,
листья-то у берёзы чёрные...
Саргылана в отчаянии потрясла берёзу, мёртвая листва облепила ей лицо.
Опустела школа, только из десятого всё ещё доносился шум, слышен был
резкий тенорок Нахова, кажется, он даже палкой постукивал по столу.
Набравшись терпения, Аласов листал старые брошюрки. В какой-то миг,
словно под пристальным взглядом, он вскинул голову и увидел в окне Майю.
Она стояла в глубине садика с запрокинутым лицом и протянутыми вперёд
руками: две девочки наперегонки бежали к учительнице. Да, она любит детей,
эта женщина, не знавшая материнства...
Собирает на занятие своих юннатов. Как недавно изящно выразилась
местная газета, "преподавательница биологии М.И. Унарова отдаёт весь жар
души"... Хотя оно и правда, едва ли где ещё в условиях вечной мерзлоты
можно встретить такую коллекцию, как в пришкольном саду у Майи: малина,
земляника, ежевика, смородина, стелющиеся яблони... Майин сад. Живая душа
её.
Сейчас сад был по-осеннему жёлт, и в этой желтизне отчётливо
рисовалась фигура женщины в чёрном плаще. Невидимый сам, он мог
разглядывать её сколько угодно, но Аласов силой заставил себя отвернуться
от окна. Если человек однажды сказал себе: "Всё!", то обязан поступать, как