"Софрон Петрович Данилов. Бьется сердце (Роман) " - читать интересную книгу автора

Красноармейская шинель на нём, заломленная на затылок коммунарка. Я уже
по-якутски мало-мало понимал, от своей Ааныс набрался, да и вообще...
Стою тихонько позади всех, слушаю: "Баям и тойонам, угнетателям
бедняков... обломать рога без всякого разговора... баев вниз гнать,
бедняков поднимать..."
Кончил он читать, поговорил с людьми ещё о том о сём, наконец
разошлись все, остались мы вдвоём.
Отрекомендовался я. Ух, как он мне обрадовался - учитель приехал!
Звали председателя Семёном Кымовым. Тоже воевал, из госпиталя едва живым
выбрался.
"Вот уже в наслеге нас двое... Коммунистов! - говорит мне, да так у
него это звучит, будто нас тысяча. - Уж мы им теперь покажем!" И костистым
своим кулаком грозит кому-то.
Потом оглянулся на дверь, подаёт мне бумагу с печатью - ту самую,
которую только что излагал.
"Будь другом, прочти, что из исполкома пишут..."
Сначала я и понять не мог, а когда понял, едва не расхохотался.
Председатель-то неграмотный!
Рассказывает: когда вернулся из госпиталя с председательским мандатом,
пошёл слух: "Семён Кымов большим грамотеем стал!" А он слухов не отводит -
ведь грамотного богачи ещё пуще станут бояться...
Бумага та оказалась предписанием улусного исполкома насчёт дров для
больницы - "заготовить и подвезти силами зажиточных хозяйств".
"Вот видишь, - говорит он. - Всё правильно я читал. Угнетателей
запрячь в сани, а беднякам крылья дать! Так наша красная власть в любом
документе нас учит!.."
Назавтра он отрезал половину своей канцелярии под школу, соорудил
дощатую перегородку. Обошли мы вместе юрты, составили список учеников.
Заносили в список только детей бедняков, председатель на сей счёт был
неумолим. Заикнулся я было о семьях среднего достатка, он и договорить мне
не дал:
"Чтобы Советская власть байских прихвостней обучала? Никогда! Знаешь
ведь - кровь отцову не подведёт кровь сыновняя... От бая всегда бай
получится".
И видели бы вы председателя в тот день, с которого наша с вами школа
началась! Вычистил свою шинель, на гимнастёрке сам заплаты поставил (семьи
у него не было, один жил)...
Рассадил я по скамьям ребят, человек двадцать пришло. Мешая русский и
якутский (тоже волновался немало), стал объяснять детям, что есть школа,
как мы будем заниматься и всё такое прочее. Кымов тоже сидит обочь, слушает
внимательно, лишь головой изредка потряхивает - что-то ему в моих
объяснениях не совсем нравится. Кончил я, и тут мой Кымов вскакивает с
места, молча бросается за перегородку, а через минуту возвращается с
Красным знаменем в руках. Флаг наслежного Совета. Поставил учеников строем,
воздел знамя высоко и такую речь грохнул!..
Поздравляю, говорит, приветствую вас, красные школьники, с великим
счастьем. Первая в наслеге большевистская школа призвала вас к себе под это
знамя революции...
Если оратора хочешь похвалить, о нём обычно скажешь: произнёс
пламенную речь. И всё-таки, хоть и много я пламенных речей слыхал за свою