"Джеральд Даррел. Гончие Бафута" - читать интересную книгу автора

присаживаться и глядеть на вас с какой-то презрительной жалостью, и вы
поймете, что перед вами самое надменное существо на свете.
Обе мои сухолистки сидели рядышком на дне корзины, выстланном свежей
травой, и глядели на меня с уничтожающим презрением. Я наклонил корзинку, и
они вперевалочку вылезли на пол, исполненные достоинства и негодующие - ни
дать ни взять два лорд-мэра, которых ненароком заперли в общественной
уборной. Они отошли фута на три от корзинки и уселись, слегка задыхаясь, -
видимо, совсем выбились из сил. Минут десять жабы пристально меня
разглядывали и с каждой минутой явно все сильней презирали. Потом одна
двинулась в сторону и пристроилась у ножки стола, должно быть, приняв ее за
ствол дерева. Вторая продолжала меня разглядывать и по зрелом размышлении,
видно, составила обо мне такое мнение, что ее вырвало и на полу оказались
полупереваренные останки кузнечика и двух бабочек. Тут жаба кинула на меня
укоризненный и страдальческий взгляд и зашлепала к ножке стола, где сидела
ее подруга.
Подходящей для них клетки у меня не нашлось, и сухолистки провели
первые несколько дней взаперти у меня в спальне; там они медленно, задумчиво
бродили по полу или сидели, погруженные в глубокое раздумье, под кроватью -
словом, несказанно развлекали меня своим поведением. Прошло всего несколько
часов с нашего знакомства, а я уже убедился, что был глубоко несправедлив к
своим толстушкам-сожительницам: они оказались вовсе не такими самодовольными
и надменными, какими притворялись. На самом деле это робкие и застенчивые
создания, они легко смущаются и начисто лишены самоуверенности: я
подозреваю, что они даже страдают глубоким, неискоренимым комплексом
неполноценности и их невыносимо важный вид - всего лишь попытка скрыть от
мира неприглядную истину: они ничуть в себе не уверены. Это я совершенно
случайно обнаружил в первый же вечер их пребывания в моей спальне. Я
записывал их расцветку, а жабы сидели у моих ног на полу и вид у них был
такой, точно они обдумывали свои биографии для записи в Книгу лордов. Мне
надо было осмотреть повнимательней нижнюю половину их тела, поэтому я
нагнулся и поднял одну из них двумя пальцами; я обхватил ее за туловище под
передними лапками так, что она болталась в воздухе и вид у нее при этом был
самый жалкий - в такой позе просто немыслимо сохранить достоинство.
Потрясенная подобным обращением, жаба громко, негодующе закричала и лягнула
воздух толстыми задними лапками, но где ей было от меня вырваться! И ей
пришлось болтаться в воздухе, пока я не закончил осмотра. Но когда я наконец
посадил ее на прежнее место рядом с подругой, это была уже совсем другая
жаба. В ней не осталось и следа прежнего аристократического высокомерия: на
полу сидело сломленное, покорное земноводное. Жаба вся съежилась, большие
глаза тревожно моргали, на физиономии ясно выражались печаль, и робость.
Казалось, она вот-вот заплачет.
Превращение это произошло столь внезапно и бесповоротно, что можно было
только изумляться, и, как это ни смешно, я очень огорчился - ведь это я так
ее унизил! Чтобы хоть как-то сгладить случившееся, я поднял вторую жабу, дал
и ей поболтаться в воздухе - и эта тоже сразу утратила свою самоуверенность:
едва я опустил ее на пол, она тоже стала робкой и застенчивой. Так они и
сидели, приниженные, несчастные и выглядели до того забавно, что я бестактно
расхохотался. Этого их чувствительные души вынести уже не могли: обе тотчас
поспешно двинулись прочь от меня, спрятались под столом и просидели там
добрых полчаса. Зато теперь, когда я открыл их тайну, я мог сбивать с них