"Джеральд Даррелл. Под пологом пьяного леса" - читать интересную книгу автора

от шершавой, неровной наружной поверхности гнезда внутренние стенки прохода
и комнатки были гладкими, словно полированными. Чем дольше я рассматривал
гнездо, тем больше удивлялся, каким образом при помощи одного только клюва
птица могла создать это чудо строительной техники. Вполне понятно, почему
жители Аргентины с такой симпатией относятся к этой жизнерадостной птичке,
гордо прогуливающейся в парках и садах и оглашающей воздух веселыми,
звонкими руладами. Гудсон[3] рассказывает трогательную историю о
паре печников, построивших гнездо на крыше одного дома. Однажды самка попала
в мышеловку, и ей перебило лапы. Вырвавшись на свободу, она с трудом
долетела до гнезда и там умерла. Самец в течение нескольких дней кружился
около гнезда, оплакивая свою подругу, а затем исчез. Через два дня он
появился снова в сопровождении другой самки. Они сразу же принялись за
работу и замуровали вход в старое гнездо, где лежали останки погибшей птицы.
На этом саркофаге они построили новое гнездо, в котором благополучно вывели
потомство.
И в самом деле, печники обладают каким-то удивительным обаянием,
оказывающим воздействие даже на самых закоренелых циников. Во время нашего
пребывания в поместье один пожилой пеон[4], не отличавшийся
особой сентиментальностью и, вероятно, способный без угрызений совести убить
кого угодно, от человека до насекомого, торжественно заявил мне, что он
никогда не обидит hornero[5]. Однажды, путешествуя верхом по
пампе, он увидел на пне гнездо печника. Оно было почти закончено, стенки
были еще сырыми. На одной из стенок барахтался создатель этого гнезда,
попавший лапкой в петлю, образованную длинным стеблем травы, которую он
использовал в качестве арматуры. Птица, вероятно, давно уже пыталась
вырваться и была совершенно обессилена. Повинуясь внезапному порыву, пеон
подъехал к пню, вытащил нож, осторожно отрезал травинку и бережно посадил
выбившуюся из сил птичку на верхушку гнезда. И тогда произошло неожиданное.
- Клянусь вам, что это правда, сеньор,- рассказывал мой собеседник.-
Я стоял в двух шагах от птицы, не больше, но она меня не боялась. Хоть она и
была слаба, она все же встала на ноги, подняла голову и запела. Минуты две
она пела для меня чудесную песню, а я слушал, сидя верхом на лошади. Потом
она снялась с места и полетела над травой. Эта птица благодарила меня за то,
что я спас ей жизнь. Птица, которая способна таким образом выражать свою
благодарность, достойна того, чтобы ее уважали.
Джеки, стоявшая примерно в ста ярдах справа от меня, начала издавать
какие-то тихие, нечленораздельные звуки, энергичными жестами подзывая меня к
себе. Подойдя ближе, я увидел, что она пристально смотрит на вход в
небольшую нору, наполовину закрытый травой. Около входа сидела маленькая
сова; она была неподвижна, как часовой, и смотрела на нас круглыми глазами.
Неожиданно она два-три раза быстро поклонилась, а затем снова застыла в
прежнем положении. Это выглядело так забавно, что мы прыснули со смеху;
окинув нас уничтожающим взглядом, сова неслышно поднялась в воздух и
медленно заскользила над колыхавшейся на ветру травой.
- Нам нужно поймать несколько таких птичек,- сказала Джеки,- они мне
очень нравятся.
Я согласился, так как всегда питал слабость к совам любых видов, и у
меня не было коллекции, в которую не входили бы эти симпатичные птицы. Я
повернулся в ту сторону, где Ян вышагивал по траве, словно одинокий,
загрустивший журавль.