"Джеральд Даррелл. Пикник и прочие безобразия" - читать интересную книгу автора

- Ладно, - сказала мама, пытаясь разрядить атмосферу напускной
уверенности в том, что все идет, как надо, - нам пора. Садимся на один из
этих вэпорайзеров и отправляемся в порт.
Мы рассчитались с официантом, добрели до Большого канала и погрузились
на один из катеров, которые мама с ее блестящим знанием итальянского упорно
называла вэпорайзерами (распылителями); менее сведущие итальянцы
предпочитали слово "вапоретто".
Мы не могли налюбоваться дивным городом, плывя мимо величественных
зданий по расписанной яркими бликами воде. Даже Ларри вынужден был признать,
что уличное освещение Борнмута несколько блекнет перед венецианской феерией.
Наконец мы прибыли в порт, который, как и все порты мира, выглядел так,
словно сам Данте проектировал его, когда не был занят обустройством своего
Ада. Мы жались в кучку среди лужиц фосфоресцирующего света, придающего нам
сходство с персонажами какого-нибудь фильма ужасов раннего Голливуда и
совершенно затмевающего серебристые, как паутина, лучи луны. Даже зрелище
того, как наша малютка-мама пытается убедить алчных венецианских
носильщиков, что мы с нашим разнородным багажом вовсе не нуждаемся в их
помощи, не могло развеять наше уныние. Разговор шел на упрощенном английском
языке.
- Мы английски. Мы не говорить итальянски! - кричала она с отчаянием,
добавляя к этим утверждениям причудливый поток не связанных между собою слов
на хинди, греческом, французском и немецком языках. Так уж было у нее
заведено общаться с любыми иностранцами, будь то австралийские аборигены или
эскимосы. Увы, как уже было сказано, мы были не в состоянии веселиться.
Стоя на берегу, мы созерцали устье Большого канала, когда в нашем поле
зрения возникло судно, в мореходных качествах которого усомнился бы даже
самый зеленый новичок. На какой-то стадии своей предыдущей карьеры оно
благополучно обслуживало внутренние линии, но и тогда, только что сойдя со
стапелей и сверкая свежей краской, вряд ли отличалось особой красотой.
Теперь же, лишенное всего, что в призрачном фосфоресцирующем свете могло
придать ему достойный вид, судно это являло собой удручающую картину. Кисть
маляра много лет не касалась его корпуса, расцвеченного струпьями ржавчины.
Подобно моднице, потерявшей высокий каблук, оно сильно кренилось вправо.
Картину предельной запущенности венчало скорбное зрелище, открывшееся нам,
когда пароход развернулся, подходя к причалу. В носовой части корпуса зияла
рваная дыра, через которую могли бы одновременно въехать внутрь два
"роллс-ройса". Пробоина выглядела тем страшнее, что команда явно не успела
принять даже самых примитивных мер, чтобы залатать ее. Смятые железные листы
чем-то напоминали лепестки гигантской хризантемы. Онемев от удивления, мы
смотрели, как к нам приближается диковинная посудина с надписью "Посейдон"
над самой пробоиной.
- Господи! - выдохнул Ларри.
- Ужасно, - произнес Лесли, самый опытный моряк в нашем семействе. -
Поглядите только на этот крен.
- Но это наш пароход! - пропищала Марго. - Мама, это наш пароход!
- Вздор, дорогая, не может этого быть, - возразила мама, поправляя очки
и с надеждой взирая на высящийся над нами корпус.
- Три дня на этой посудине, - вымолвил Ларри. - Вот увидите, нас ждут
переживания похуже тех, что выпали на долю Старого Морехода.
- Надеюсь, они сделают что-нибудь с этой дырой, прежде чем выходить в