"Джеральд Даррелл. Пикник и прочие безобразия" - читать интересную книгу автора

многочисленным переулкам, пересекая маленькие мосты над каналами, я вышел
наконец на огромную площадь Святого Марка, окаймленную барами. В каждом из
них играл свой оркестр, и в прозрачном воздухе кружили сотни голубей,
пикируя на щедро рассыпаемую людьми кукурузу на мозаичной мостовой. Сквозь
полчища голубей я пробился к Дворцу дожей, с картинами которого мечтал
познакомиться. Дворец был набит туристами самых разных национальностей, от
японцев, увешанных фотокамерами, как рождественская елка игрушками, до
тучных немцев с их гортанной речью и гибких светловолосых шведов. Влекомый
потоком человеческой лавы, я медленно плыл из зала в зал, любуясь живописью.
Внезапно откуда-то спереди до моего слуха донесся певучий голос.
- В прошлом году в Испании я посмотрела все картины Грюера... такие
мрачные, сплошные трупы и все такое. Тяжелое зрелище, не то что здесь. Право
же, Канеллони - мой самый любимый итальянский художник. Высший класс!
Конец моим сомнениям - это Урсула. Никакая другая женщина не сумела бы
так тесно переплести сыр, макароны и двух живописцев. Осторожно
протиснувшись сквозь толпу, я рассмотрел ее характерный профиль, большие
ярко-синие глаза, длинный утиный нос с плоским кончиком - очаровательный
эффект - и шапку все еще черных волос, правда, с серебристыми нитями. Она
была все так же прекрасна, годы милостиво обошлись с ней.
Урсулу сопровождал растерянный мужчина средних лет, с удивлением
слушающий ее оценки, соединяющие живопись и кулинарию. По выражению его лица
я заключил, что это какой-то недавний знакомый Урсулы, потому что всякий
основательно знающий ее человек спокойно воспринял бы ее реплику.
Как ни хороша она была, я сознавал, что ради моего душевного
спокойствия лучше не возобновлять знакомство, дабы какая-нибудь каверза не
испортила мне весь отпуск. Неохотно покидал я Дворец, решив прийти на другой
день, когда Урсула вдоволь насмотрится живописи. Вернувшись на площадь
Святого Марка, выбрал кафе поуютнее, полагая, что вполне заслужил право
выпить стаканчик бренди с содовой. Все кафе вокруг площади были битком
набиты посетителями, и я надеялся, что это позволит мне остаться
незамеченным. К тому же я был уверен, что Урсула не узнает меня, даже если
увидит - я заметно прибавил в весе, поседел и отрастил бороду.
Итак, я спокойно наслаждался своим бренди под звуки прелестного вальса
Штрауса. Ласковое солнце, приятный напиток и умиротворяющая музыка внушили
мне ложное ощущение безопасности. Я забыл о присущей Урсуле способности
(весьма развитая у большинства женщин, у нее она граничила с волшебством),
войдя в наполненное людьми помещение и окинув его беглым взглядом, не только
всех разглядеть, но и описать, в чем каждый был одет. Словом, мне вовсе не
следовало удивляться, когда сквозь звуки музыки и гомон в кафе до моего
слуха донесся ее голос.
- Дорогой! Дорогой! - кричала она, пробираясь ко мне между столиками. -
Джерри, дорогой, это я, Урсула!
Я встал, готовый встретить свою погибель. Урсула бросилась в мои
объятия, и губы ее слились с моими губами в долгом поцелуе, сопровождаемом
стонущими звуками, какие (даже в наш век терпимости) обычно ассоциируются с
альковными сценами. Я уже начал опасаться, что итальянская полиция вот-вот
арестует нас за нарушение общественного порядка, наконец она с явной
неохотой отступила на шаг, продолжая крепко сжимать мои руки.
- Дорогой, - ворковала Урсула, и в ее огромных синих глазах сверкали
счастливые слезы, - дорогой... Я не верю своим глазам... увидеть тебя снова