"Лоренс Даррел. Tunc ("Бунт Афродиты" #1)" - читать интересную книгу автора

греки продолжили его дело, не оглядываясь на предшественников, расширяя
владения и накладывая на них свой отпечаток. При императоре Отоне была
предпринята бессмысленная попытка придать дворцу стилистическое единство.
Пока перестраивали один угол, другой обрушивался до основания. Наконец те
члены семьи, кому выпала удача получить образование во Франции, добавили
уродливые чугунные украшения и бессмысленные декоративные окна, которые,
можно предположить, навевали им ностальгические воспоминания о Сан-Ремо
двадцатых годов - марсельскую черепицу, мебель времен Второй империи,
гипсового херувима, аляповатую лепнину. Однако, поскольку все по отдельности
было худшим для своей эпохи и в своей разновидности, в результате сия
казарма являла собой нечто цельное, величавое, восхищая всех, кто приезжал
сюда погостить или жить. Здесь Ипполита устраивала приёмы, здесь её старый
друг, застенчивый граф Баньюбула, в свободное время составлял каталог
огромнейшей библиотеки, образовавшейся скорее благодаря прихоти, чем
целенаправленному собирательству нескольких поколений мотов аристократов,
более знаменитых своей эксцентричностью, нежели учёностью. Плесень, золотые
рыбки, книжные жучки - все были деятельны и усердны, но никому не было дела
до этого, кроме бедного графа, ходящего на цыпочках по скрипучим балконам
или спасающего, стоя на шаткой стремянке, гниющих Ариосто или Петрарку.
Ипполита (графиня Ипполита, а между нами Гиппо) жила здесь, когда
приезжала домой - что случалось редко; она предпочитала Париж или Нью-Йорк.
Другие члены семьи (с которыми она не разговаривала) тоже наезжали время от
времени, без предупреждения, и располагались в пыльных флигелях. (Была среди
них древняя и совершенно необъяснимая старуха, полуслепая, то мелькавшая в
коридоре, то поспешно улепётывающая с балкона.) Две кузины помоложе были
придворными дамами и тоже появлялись от случая к случаю в сопровождении
носатых мужей или же любовников. Гиппо старалась не появляться в доме, когда
там были родственники; это мы, члены её маленького двора, постоянно
сталкивались с ними - поскольку всегда кто-нибудь из них да жил в Наосе;
любой из нас легко получал разрешение провести там лето или зиму.
Там, в Наосе, я однажды в быстро сгущавшихся летних сумерках предстал
перед нашей дамой со своими дьявольскими аппаратами. (Плёнки от А70 до 84, с
маркировкой Г - для Греции - я скормил Авелю.) Итак, на ней были хлопчатые
китайские брюки, византийский пояс с инкрустацией и немыслимая русская
рубаха при рукавах с разрезами; она полулежала в шезлонге возле пруда с
лилиями, и косматый мужлан неуклюже подавал нам виски и джин. Она курила
тонкую сигарку; рядом в беспорядке валялись журналы мод и разноцветные папки
с бумагами, исписанными эзотерическими греческими закорючками, боюсь,
наброски книги. Две огромные домашние черепахи, щёлкая клювами, переползли
тропинку и стукались панцирями о ножки наших кресел, выпрашивая подачку;
Баньюбула взял это на себя, серьёзно и добросовестно бросая им латук с
тарелки. Моя крохотная игрушка была встречена выражениями восторга и
радостного изумления; Ипполита захлопала в ладоши и засмеялась, как ребенок,
когда я воспроизвёл фрагмент нашего разговора, прозвучавшего, по её мнению,
хрипловато, но отчетливо, а старик Баньюбула, ошарашенно откашлявшись,
поинтересовался, не опасен ли подобный аппарат. "Я имею в виду, что кто-то
может записать приватные разговоры, я прав?" Разумеется, такое возможно; в
глазах Ипполиты вспыхнул огонёк. "Не будет ли Карадок возражать?" - спросил
граф своим похожим на звук мёдного гонга голосом. Она фыркнула: "Он знаком с
подобными аппаратами; кроме того, если он слишком ленив, чтобы писать текст