"Лоренс Даррел. Tunc ("Бунт Афродиты" #1)" - читать интересную книгу автора

хмельной, раздражённо отвернулся от него, чтобы высказать несколько
соображений первостепенной, так сказать, важности тишайшему и нерешительному
графу, на лице которого при упоминании о борделях появилось страдальчески
тревожное выражение. Ясно было, что он не собирался принимать участие в
нашей оргии. Карадок, возможно, чувствуя некоторую сомнительность своего
предложения, попытался уговорить его, рассуждая о положительной стороне
низменной жизни. В таком вот роде:
- "Най" - превосходное место, чтобы испытать себя, лучше, чем церковь.
Почему нет, в конце концов? Оргазм ближе, чем что-то другое, подводит нас к
смерти, он - её мгновенное подобие. - (Ипполита охнула с миной отвращения.)
Ханом овладел проповеднический пыл, в его голосе отчётливо слышался отзвук
валлийской скинии. - Вот почему оргазм сопровождает молитва, поэзия,
искупительная жертва, табу. Древние греки видели их явное родство и в своей
мудрости совмещали храм и бордель. У нас нет воображения. Мы глупцы!
Священник норовит обуздать его энергию, использовать, как динамо-машину,
чтобы ещё больше запудрить мозги. На наших харях мерзкие гримасы. Взгляните
на него, и на него, и на неё. Взгляните на меня! Нам говорят: на Востоке он
сумел разбить глиняную форму и освободить статую серебряного человека. Но мы
здесь, на Западе, потерпели неудачу - дурацкий ридикюль человеческого мозга
способен породить лишь бесплодную борьбу символов и концепций, что дало нам
ненадёжную власть над материей, но не над собой.
В ответ на поэтические излияния Хана Пулли принялся корчить обезьяньи
рожи и бить себя в грудь и по бицепсам. Это восхитило Хана, который теперь
стоял и тоном валлийского пастора наставительно увещевал его:
- Что умней, Пулли, дорогой мой: носить своё естество, как костюм, или
насиловать и обуздывать его?
Пулли, тоненько взвыв, ответил:
- Сложи и убери его, Карри, будь умницей. Другого у меня нет, только
этот, в котором ты летел весь день в само лете. - Он повернулся к нам за
поддержкой- Можете вы это выносить, когда чёртовы друиды прут из него?
- Конечно, могут, - величаво сказал Карадок, все ещё в боевом задоре.
- С трудом, - призналась Ипполита.
- Меня так просто в дрожь бросает, - сказал Пулли.
- Очень хорошо. - Карадок нетвёрдо опустился на стул. - Очень хорошо,
филистимляне. Очень хорошо. - Он взял меня за руку и принялся декламировать:

Если б скульптор на кладбище
Водрузил кусок дерьма,
В виде Скорби безутешной и суровой,
Мы б снесли его, а бронзу
Сбыли мафиозным бонзам
На посуду для студенческой столовой.

Наша реакция воодушевила его, и нам грозило выслушать ещё балладу,
начинавшуюся так:

Бесполезны и угрюмы
Эндоморфы от науки.
Как на тонущей скорлупке,
Толстозадый гиппо в трюме.*