"Рене Домаль. Гора Аналог (Роман об альпинистских приключениях, неевклидовых и символически достоверных)" - читать интересную книгу автора

бежит по спине, Ради тебя все это опустошенье, Опустошенье в сплошной
тишине! ..Тишина - и я в ней, хотевший криком Разрядить всю тяжкую боль,
что скопилась В крохотном твердом шаре вселенной, Я, хотевший явить
свою кровь,
Раздирая ребра ногтями, Я, искавший ликующие созвучъя, Чтоб восславить
свист топора В костяхмоей правойруки... Ради славы твоей, не моей, это
кровопролитье Безмолвное. Ради тебя я готов Отречься от мира, и солнце
убить, И все на свете предать, И глаза себе выколоть. В тебе я уверен, Как в
собственной смерти, Уверен во всей очевидности
собственной ночи, Ведь она - это тело твое из живой тишины...
Я живьем с себя кожу сдираю, Оттого что люблю тебя, матерь
обличий, Обличья лишенная! Тебя истязаю, Истязая на этом прокрустовом
ложе Мой человеческий облик постыдный;
С тобой, лишенной границ и размеров, Я лежу на чудовищном брачном ложе
И хочу обернуть тебя своей кожей...

Сходство, как видим, поразительное - и это при том, что поэт не
пытается сочинить некое "подражание тибетскому", а явным образом делится с
нами впечатлениями собственного визионерского опыта.

Жан Бьес, автор замечательной монографии о Домале, вышедшей в известной
серии "Роetes d'aujourd'hui", тоже подмечает эту тягу к смерти,
самоуничтожению, однако от его взгляда ускользает одно весьма существенное
обстоятельство. Он никак не связывает тему "древнего ужаса перед смертью" с
темой посвящения и "второго рождения", хотя она налицо во всех -
поэтических, прозаических и эпистолярных - произведениях раннего Домаля. Об
этой связи посвящения и смерти хорошо сказано у Рудольфа Штайнера: "Человек
достигает предела, где дух объявляет ему всякую жизнь как смерть. Тогда он
больше не в мире; он под миром - в преисподней. Он совершает путешествие в
Аид. Благо ему, если он не погибнет теперь. Если перед ним откроется новый
мир. Он или исчезнет в нем, или предстанет перед самим собой преображенным.
В последнем случае новое солнце, новая земля возникают перед ним. Из
духовного пламени возрождается для него весь мир'". Посвященного уже не
может пугать "смерть с вульгарным смехом" (выражение Домаля). "Посвященные
знают, что их ждет после смерти, - пишет в упомянутой выше книге Александра
Давид-Неэль. - Созерцатели уже при жизни видели и испытывали сопровождающие
смерть ощущения. Значит, они не будут удивлены и испуганы, когда их личность
распадется. Ее истинная сущность выпростается из своей оболочки, сознательно
вступит в иной мир и уверенно пойдет по уже знакомым дорогам и тропам,
заранее зная, куда они ее приведут".
Вся беда в том, что наркотики, алкоголь и прочие, по выражению Олдоса
Хаксли, "суррогаты благодати" не могут заменить подлинного ритуального
посвящения и, следовательно, ведут в лучшем случае к нечаянным и смутным
прозрениям далеко не самых высших областей инобытия ("мы любим бродить но
окраинам ада"), а в худшем - к болезням, безумию и "смерти с вульгарным
смехом". Вовремя осознав эту опасность, Домаль уже в 1927 году резко оборвал
свои затянувшиеся "эксперименты". "Блаженная мумификация посредством опиума,
театральная и суетливая трансмутация с помощью гашиша, муравьиное
головокружение от кокаина" - все это осталось в прошлом. Поэт полностью
отказывается не только от вина и наркотиков, но и от мяса, начинает