"Гай Давенпорт. Пятьдесят семь видов Фудзиямы (Из сборника "Двенадцать рассказов")" - читать интересную книгу автора

На побережье в Сунионе. Деготь и водоросли чередуются в изнуренном
обвале и скольжении сборок зеленой воды у самых пальцев наших ног. Мы
сходили посмотреть на имя Байрона, вырезанное перочинным ножом на колонне
храма Посейдона. Гомер упоминает этот мыс в Илиаде - возможно, это все,
что он знал об Аттике. Именно здесь выкопали курос из красного камня,
который стоит ныне в Афинах подле копьеметателя Зевса. Мы лежим под светом
Греции. Молчание музыкально: неуемность Ионического моря, пощелкивание
гальки, шевелящейся в приливе. Больше никаких звуков. Я Гермес. Я стою у
серого валуна и жду в продутой ветрами роще, где встречаются три дороги.
Стихотворение? Из Антологии. Влажные ресницы, линзы воды в пупке. Еще
одно. Приапу, богу садов и другу путников, Дамон-крестьянин возложил на
алтарь сей с молитвой, дабы деревья его и тело крепки были ветвями и
членами еще хоть немного, гранат глянцевояркий, ковчежец высушенных
солнцем фиг, гроздь виноградин, наполовину красных, наполовину зеленых,
нежную айву, грецкий орех, вылущенный из скорлупы его, обернутый в цветы и
листья огурец и кувшин маслин золотоспелых.

* * *

Весь тот мартовский день брел я, исполненный пытливой печали. Я увижу
север, но суждено ли мне, в мои годы, когда-либо вернуться обратно? Волосы
мои поседеют в этом долгом странствии. Уже настал Генроку, второй год
оного, и в пути исполнится мне сорок пять лет. Плечи мои натрудила
котомка, когда пришел я в Сока, деревню на исходе дня. Путешествуй
налегке! Я так всегда и намеревался, и котомка моя с бумазейной курткой,
халатом из хлопка (ни то, ни другое не спасало от проливного дождя), моей
тетрадью, чернильницей и кистями была бы довольно легка, если б не дары,
коими нагрузили меня друзья при расставании, и не мои собственные
пустячные пожитки, которые жаль выбрасывать, поскольку сердце мое глупо.
Мы шли - Сора и я - взглянуть на священное обиталище Муро-но-Ясима,
Ко-но-Хана Сакуя Химэ, богини цветущих деревьев. На нижних отрогах Фудзи
есть еще один ее алтарь. Когда была она ребенком, Ниниги-но-Микото, супруг
ее, никак не хотел верить, что беременна она от бога. Она заперлась в
покоях, подожгла их и в пламени родила Хоходэми-но-Микото, огнерожденного
вельможу. Поэты здесь воспевают дым, а крестьяне не едят пятнистую рыбку,
именуемую коносиро.

* * *

Мы отправились с нею в путь, как Басё, по узкой дороге на дальний север
от его дома на реке Сумида, где не мог он оставаться, поскольку думал о
дороге, о красных воротах в Сиракава, о полной луне над островами
Мацусима, - они вместе с Каваи Согоро в своих бумазейных куртках, такие
гордые своим странствием в ваби зумаи, - думал об осах в кедраче у
постоялого двора, о хризантемах, чуть тронутых первым горным заморозком.
За несколько лет до этого мы с Минору Хара взобрались на Чокоруа и
обнаружили там одинокую дамскую туфельку на ковре сосновых иголок, над
которой он низко склонился, на Чокоруа, которую Эзра Паунд вспоминал в
концентрационном лагере в Пизе, смешивая ее в своем воображении с