"Эйв Дэвидсон. Феникс и зеркало (Авт.сб. "Феникс и зеркало")" - читать интересную книгу автора

внимание на два условия, выполнение которых необходимо, прежде чем мы
сможем приступить к изготовлению зерцала. И оба они невыполнимы!
Он подцепил кончиком стала ус, загнул его кверху и скосил вниз глаза.
Затем перевернул стило, как если бы собирался писать им, и прицепил к
своему поясу. Вытянул руку с двумя оттопыренными громадными волосатыми
пальцами.
- Ты не можешь достать медную руду, - согнул он первый палец. - Ты не
можешь достать руду оловянную, - загнул второй.
Легко вздохнув, Вергилий поднялся и, пройдя мимо Клеменса, подошел к
столу. Прикрыл колпачком шар, светивший из центра стола. Распрямился - его
тень принялась гротескно кривляться в потускневшем свете.
- Знаю, что не можем, - сказал он, зевнув и потянувшись. - Но должны.



3

Западный край неба еще горел последними красками заката, с крыш стекал
горьковатый и сладкий дым - Неаполь ужинал перед тем, как отойти ко сну.
Рыба и устрицы, чечевица и репа, масло, креветки и чеснок - небогатый
рацион; впрочем, мало кто в Неаполе мог себе позволить все это
одновременно. По улице проклацали лошади, прогрохотала одинокая повозка -
на ночь, для пущей надежности, их отводили вниз, к подножию горы. Возле
фонтана Клео усталыми голосами переговаривались женщины, наполняющие
амфоры водой, где-то заплакал ребенок, его голос едва слышался в
холодеющем воздухе. Подобно горящим бабочкам, тут и там в сумерках
затрепетали крохотные огоньки масляных светильников, красновато вспыхивали
жерла жаровен, когда кто-то обмахивал уголья или вдувал в печь воздух
через деревянную трубу. Со стороны побережья донесся слабый крик:
"Хоп-хоп, хоп-хоп..." - это рулевой галеры задавал ритм гребцам, которые
вели суденышко в порт.
- Абана! Бахус! Камелия! Дидо! Эрнест! Фортуната! Гаммельгрендель!
Геликон!.. Геликон?! - Голос прозвучал рядом. Его обладательница подзывала
кого-то, хлопая в ладоши. - Геликон?! Ох, мой милый... ну иди же сюда,
иди... Индия! Иакинта! Лео! Лео! Лео...
Старая безумица созывала своих котов. Вергилий подошел к парапету,
отделявшему его крышу от соседской, сорвал листок базилика, росшего в
одном из цветочных горшков, и смял его в пальцах. Поднес благоуханный
листик к лицу и перегнулся через парапет.
- А где же Королевич, госпожа Аллегра? - спросил он.
Свой кошачий выводок старуха кормила рыбными потрохами и прочей
требухой и отбросами, которые ей удавалось насобирать за день по городским
помойкам, возле причалов и на задних дворах харчевен. Иной раз ей
перепадал кусочек и получше, чего-то почти съедобного, когда кто-либо
проникался к ней жалостью, либо - что вернее - опасался ее сглаза. Это она
съедала сама. Но не потому, что считала себя лучше своих подопечных или
более голодной, нежели они - любила пояснять она, - просто потому, что ее
вкус извращен, зато ихний остался совершенно естественным.
- Королевич? - Ее голос стал громче и разборчивее, словно бы она
подняла голову и вглядывалась в темноту. - Королевич, мой господин, отбыл