"Лев Иванович Давыдычев. Эта милая Людмила (Роман для?детей и некоторых родителей) " - читать интересную книгу автора

карманам медленно и долго; искал спички, закуривал и лишь тогда отвечал
измученному ожиданием внуку:
- Ты, главное, ни о чем не беспокойся. Будущее твое прекрасно. - К
удивлению Герки, он горестно вздыхал и продолжал почти угрожающим тоном: -
Быть тебе, дорогой внучек, в областном краеведческом музее живым экспонатом.
- Когда, когда, дед?
- В своё время. Не торопись и меня не торопи. Считай, что ты уже
кандидат в экспонаты.
Пожалуй, настало время сообщить вам, уважаемые читатели, следующее. Вот
если смотреть на деда и внука издали, то сначала вполне можно принять внука
за деда, а деда за внука, если только не обращать внимания на дедовы бороду
и усы. Дед Игнатий Савельевич, скажу прямо, роста был маленького и всю жизнь
из-за этого страшно переживал, особенно в молодости. Зато Герка вытянулся
головы на полторы длиннее деда. Недаром тот любил повторять, что на таком
богатыре, вроде его единственного внука, можно воду в двух бочках на одной
телеге возить, а ему, деду, сидеть на передке и покрикивать: "Но, но,
родимый! Но, но, единственный!"
К сожалению, на Герке не то что воду в двух бочках на одной телеге
возить нельзя было, он из колодца-то всего шесть или семь раз за всю свою
жизнь по полведра принёс!
И дело тут было не только во внуковой редкой лени, а в его наиредчайшей
избалованности, о причинах которой я сообщу позднее. При своём довольно
немалом росте Герка был хрупок, нежен и тонок, стыдно сказать, как девочка
после длительной болезни. И таким он стал именно из-за того, что больше
всего на свете любил ничего не делать. И богатырём он казался лишь деду, а в
посёлке Герку дразнили Девчонкой без бантиков.
Давайте вернёмся, уважаемые читатели, к разговору деда с внуком,
разговору, какие происходили не раз и не два, но всегда ничем определенным
не заканчивались. На сей же раз Герка явственно чувствовал, что дед от слов
намерен перейти к делу.
Но тот пока будто и забыл обо всем, покуривал себе в удовольствие,
покрякивал, покряхтывал да покашливал, покручивал свои длинные усы да гладил
широкую, почти до пояса бороду. Герка уже очень страдал, изнывая от
нетерпения, просто не представляя, как продолжить разговор. И вдруг дед
Игнатий Савельевич решительно произнёс:
- В баньке бы мне сегодня попариться. Веничек у меня припасен. Дровишки
заготовлены. Осталось вот только водички наносить.
- Издеваешься ты надо мной! - в сердцах вырвалось у Герки. - То музей,
то телевизор цветной, то радио, то кино, и вот на тебе - банька ему
понадобилась! Ты скажи: будет мне музей или тебе банька будет? Разыгрываешь
ты меня, что ли? Вреднющий ты, дед, все-таки!
- Ничего я тебя не разыгрываю, - строго, даже сурово отозвался дед
Игнатий Савельевич и с достоинством продолжал: - Не вреднющий я нисколечко,
а заботливый. И не волнуйся, тебе говорят. Будущее твое... - Он покряхтел,
покрякал, покашлял. - Будущее твое прекрасно. Я лично всё организую. А
теперь слушай внимательно. Каждое мое слово старайся уразуметь. В город я
собираюсь. Понятно? В областной центр. Ясно? А там надо вид иметь.
Соображаешь? Костюм я свой парадный надену с медалями. Раз. Шляпу. Два.
Галстук полосатый. Три. И штиблеты новые со скрипом. Четыре. С таким моим
видом место тебе в музее, конечное дело, обеспечено.