"Юрий Владимирович Давыдов. О друзьях твоих, Африка " - читать интересную книгу автора

выписанном доктором из Марселя.
Город кончился, открылась пустыня - озябшая за ночь, еще не
отогревшаяся. И пустое, розоватое, в пастельных тонах небо.
Проехали несколько верст, Норов попросил остановить лошадей. Доктор
исполнил его желание, улыбаясь уголками сухих, насмешливых губ.
Лошади встали; Норов вылез из коляски, отошел в сторону, опираясь на
палку, прислушался.
И вот уж ему чудилось, что он слышит заунывную, но колдовскую
мелодию, песнь великого безмолвия. У него стеснилось сердце, он подумал -
одновременно с горечью и с восхищением, - что никогда не сыщет достаточно
выразительных слов, чтобы передать и те мысли, и те чувства, которые
завладели им теперь, в сию минуту.
- Любезный Норов, - крикнул Клот, - я готов слушать вас! - Он
рассмеялся. - Идите, поговорим о вечности, о безмолвии и прочем.
Норов медленно вернулся, влез в коляску.
- Ох уж эти мне поэтические грезы, - продолжал Клот, - вот погодите,
сейчас солнце саданет по затылку, о-ля-ля...
А солнце было тут как тут, выкатило на небо, воззрилось на пустыню,
метнуло на пески, на дорогу, на кабриолет свои лучи-дротики. Все засияло,
даже как будто бы закурилось, и Норову почудилось, что еще минута - и на
него опрокинется ковш с кипящей смолой. Норов взмок, задышал учащенно,
прерывисто и тотчас позабыл "песнь великого безмолвия".
- Ну, ну, - пробурчал Клот, - теперь уж скоро. А вот вам и маленькое
отдохновение.
Въехали в пальмовую рощу. Она доверху была налита прохладой, как
бутыль водою. Норов перевел дух, попросил придержать лошадей. За рощей
была плантация сахарного тростника. Тростник поднимался пиками, густо,
стеной, выше кабриолета.
Миновали плантацию. Опять лежали пески. Клот указал на дальние белые
строения, отороченные зеленью садов:
- Канка.
В Канке квартировали главные силы египетской армии и размещался
военный госпиталь. Госпиталь был детищем Клот-бея. Там он княжил
безраздельно.
Больница удивила Норова опрятностью покоев, чинным порядком. Но еще
больше поразился Норов, когда узнал, что здесь не только больных пользуют,
но и преподают медицину. Четыреста молодых арабов познавали в госпитале
науку врачевания.
Норов был скор в своих душевных движениях, он воскликнул:
- Дорогой доктор, ваше имя сохранит история Египта!
- Пусть лучше Египет сохранит этот госпиталь, - серьезно ответил
Клот-бей.
Норов заглянул в его усталое лицо и сказал, что месье Клот весьма
напоминает ему месье Бофиса.
- Бофис? Кто такой Бофис?
Они шли к аллее. Сад, пышный и свежий, занимал середину обширного
госпитального двора.
- Бофис... Ему я обязан многим! Ему и господину Ларрею.
- Ларрей? - удивился Клот. - Тот самый Ларрей?
- Тот самый, - улыбнулся Норов. - Генерал-штаб-доктор Ларрей.