"Юрий Давыдов. Завещаю вам, братья...(Повесть об Александре Михайлове) " - читать интересную книгу автора

высшей степенью солдатского признания и солдатской признательности... Так
вот, батарею князя Мещерского, а стало быть, и самого Эммануила Николаевича
и брата Платона, бывшего на батарее старшим офицером, я нагнала в канун
выступления к вершинам горы Св. Николая.
Гора Св. Николая - это, собственно, три главы, три седловины.
Дивизионный лазарет расположился за третьей, а за первой поместился
перевязочный пункт.
Бои завязались без промедления. Сломив великодушие старшего врача, я
отправилась на перевязочный пункт, поблизости от батареи Мещерского, в
лесок, где находились лишь санитары и болгары-добровольцы, вызвавшиеся
помогать.
На Шипкинском перевале, на горе Св. Николая, я научилась различать
какофонию огня. Если картечь, то будто зашаркает веник по мостовой. Бомба
басит и повизгивает, а потом, приблизясь, вдруг и взвоет. А пули...
Говорили, что опытный военный различает пение пуль еще в полете: какая
перевернулась, а какая с изъяном, со свищем. Я знаю только, что удар пули
звучит каждый раз по-разному. Если в скалу, в камень, то звук тупой и
твердый, будто классная дама пристукнула об стол карандашом. Если в
каменистую землю, то слышишь шорох, будто на крахмальную скатерть просыпала
сахарный песок. А если угодила, попала, не промахнулась, тогда словно бы
кто-то приложил палец к губам и произнес: "Тсс..."
Ненавижу войну, а должна сознаться - в боевом доле есть темный азарт.
Ты вроде забываешь, что оно, это боевое дело, несет смерть, несет страдания
тебе подобным. Хуже того, перехватывают безумные минуты, когда мстительная
мысль, что несешь смерть и страдания, словно бы обдает сухим пламенем, и
тебе это приятно.
Подходишь к расположению батареи Мещерского. У коновязей четверики и
шестерики. Рядом орудийные передки, зарядные ящики. Часовой не с ружьем,
как у пехотных, а с обнаженной саблей. Слышишь грохот, крики, чуешь кислую
вонь порохового дыма.
А вот и сама батарея.
Унтер-наводчик вспрыгивает на орудийный хобот, упирается прищуренным
глазом в целик, ерзает вправо, влево и слабо, даже как бы капризно,
помахивает кистью руки - указывает, куда подавать. Потом наводчик уступает
место офицеру, а сам стоит рядом с видом скромным и достойным, как человек,
хорошо исполнивший свой долг.
Офицер с биноклем, быстро оценив точность наводки, бойко кричит:
"Пли!" И вот уж прислуга отскакивает в сторону. Пушка рявкает, приседает и
откатывается, звеня и лязгая. Артиллеристы, вытянув шеи, медленно сгибаясь,
чтобы не застил дым, следят, где разорвется. Раздаются возгласы: "Чистая
отделка!", "Важно!", "В середку угодила!"
Но война отнюдь не ажитация, когда артиллерийский офицер при сабле и
пистолете командует: "Пли!", или генерал, махнув перчаткой, молодецки
приказывает: "Музыка, вперед! Развернуть знамя!" Война - ломовая работа.
Полк окапывается, вгрызаясь в камень. Батарейные заняты утолщением
брустверов. Укрепления требуют ежедневных исправлений. Надо добыть лесной
материал - колья, брусья. Надо волочить их на позиции, волочить под
выстрелами. Наступают холода, туманы, дожди - необходимы землянки...
Бессонные ночи, арестантская зябкость траншей, грязное белье. Лихорадка,
дизентерия, мириады вшей, вонь неубранных трупов, вонь испражнений...