"Юрий Давыдов. Завещаю вам, братья...(Повесть об Александре Михайлове) " - читать интересную книгу автора

прелесть - в глазах. Словно бы однажды и навсегда завладела ею трудная,
очень важная, очень серьезная дума. И напряженная морщинка, тоненькая,
вертикальная морщинка вот здесь, над переносьем.
Ну хорошо, пришел.
Анна-то Илларионна, оказывается, и сама только что с Невского. Заметно
было, что очень взволнована. Мы еще толком не разговорились, как является
молодой человек.
Забыл, как он назвался. В разные времена были разные имена: закон
конспирации. Но чтоб уж вас не путать, я сразу и навсегда: Александр
Дмитрич Михайлов. Так и запомните: Михайлов, Александр Дмитрич.
Лицо приятное, свежее, с румянцем. Молодой, но степенный. Скромное
достоинство и степенность... Анна Илларионна жестом пригласила его не
дичиться: дескать, Зотов свой.
Он кивнул и тотчас ей вопрос, как пику: "Ну что ж? Война вот-вот, и
вы, значит, решились?!" Анна Илларионна вспыхнула: "Всегда это вы сплеча
рубите..."
Этот Михайлов и не улыбнулся, и не сбавил тон.
"Ладно, - говорит, - пусть так. Но вы давеча согласились: царь
затевает войну ради идеи, в которую не только не верит, но которая ему
чужда. Романовы и свобода... Пусть и болгарская свобода, но Романовы и
свобода - разве совместно? Нам за одну мечту о свободе - решетка. А там, за
горами, за долами, там болгарам свободу учредят?"
Она ответила: "Как не помочь страждущему солдату?!" Михайлов возразил:
"Сестрами милосердия и барыни не прочь, а в деревню, к мужику..." Анна
Илларионна быстро, резко скрестила на груди руки: "Война ужасна! Но без нее
мы обречены на рутину, застой!" Михайлов глядел исподлобья. Он сказал:
"Есть пословица: побежденным - горе. Врет! Победителям - горе. Победа - вот
где застой. Все эти лавры лишь новые цепи".
Я не ввязывался, но душой был на стороне Аннушки. Не очень-то он мне
приглянулся, этот молодой человек. Я унес впечатление, что он весьма
холодный доктринер...
А теперь прошу вас. Вот тетрадь. Тетрадь Анны Илларионны Ардашевой.
Прошу читать в очередь и внятно.
Еще два слова. Не удивляйтесь откровенности записей. Они сделаны
недавно. Стало быть, друзьям ее уже не грозили кары земные. Не удивляйтесь
и тому, что она постоянно возвращается мыслью к Александру Дмитричу: тут
отношение особое, сами поймете.
Вот, пожалуй, и все. Читайте. А когда прочтете - продолжу.

Глава первая
1

Занятия в общине св. Георгия кончились, и я, в числе других, получила
право на крахмальную косынку сестры милосердия. Хотелось уехать, уехать
поскорее.
Пасха в 1877 году выдалась холодная, но последний день Святой был
солнечным, с капелью. На станцию Николаевской дороги сестры явились в
форменных серых пальто с капюшонами, а начальница наша - в белом
апостольнике, как игуменья. Публики собралось немало. Пришли родственники,
студенты, офицеры. Нам натащили корзины с лакомствами. Настроение было