"Юрий Давыдов. Завещаю вам, братья...(Повесть об Александре Михайлове) " - читать интересную книгу автора

Они шли с фонарем социализма в руках, а дикари норовили слопать
праведников. Надо заметить, Александр Дмитрич хоть и не был лишен юмора, а
морщился от подобных сравнений. Впрочем, признавал, что "меньшой брат"
подчас волок пропагатора "в расправу".
В тот год, о котором речь, в семьдесят седьмом, в год военный,
социалисты устремились на Волгу. Если разом оглядеть всех, кто невдолге
съединился в партию "Народной воли", то непременно у них за спиною увидишь
Волгу. Там, да еще на Дону, бунтовской дух чуяли. Им стеньки разины,
емельки пугачи мерещились. Вот и слетались. "За Волгой, ночью, вкруг
огней..."
Но, в отличие от прошлого, они теперь не бродили с места на место, а
как бы вкрапливались в народную гущу. Способы были разные: кузницы и
швальни, писарь с чернильницей или учитель с указкой. Разные способы. Одни
угнездились окрест Самары, другие - окрест Саратова.
А тут, в Саратове, был у них пособником как раз Павел Григорьич
Борщов. Он им должности подыскивал, ходатаем выступал, нужные бумаги
выправлял. Вот, скажем, члены присутствия по крестьянским делам, они по
теории не должны мешаться в мирское самоуправление. Да ведь кто не знает,
теория одно, практика другое. Члены присутствия и не вмешиваются, а только
"рекомендуют". Ну, например, рекомендуют такого-то волостным писарем. А эта
рекомендация, по сути, приказ.
Но вот о чем ни тогда, ни позже я не знал, да и не узнал бы, когда б
не случай, это уж совсем недавно... Был там один нотариус. Я его у Борщова,
несомненно, видел, но облик смутен. Стерт, как "кудрявчик", целковый времен
Петра Великого. Как его звали? Почему-то мелькает: "отчич", "дедич",
смешно. Не то Прабабкин, не то Праотцов.
Он, видите ли, вхож был к начальнику губернских жандармов. Понимаете?
К начальнику губернского жандармского управления. От этого
Прабабкина-Праотцова польза выходила существенная. А потому выходила, что
этого желал... сам полковник. Отнюдь не из сочувствия радикалам, а потому,
что за своих собственных детей страшился. Дети были взрослые, полковник-то
и страшился, как бы не поддались поветрию. Сверх того у полковника на
ближней дистанции вставал пенсион. И уж так хотелось без хлопот и огорчений
дотянуть. Вот и сладилась некая цепочка. Едва, значит, нападут на след, а
полковник тотчас и шепнет Прабабкину-Праотцову: дескать, не откажи,
голубчик, утихомирь молодцов. Нотариус, рад служить, тотчас к Борщову, к
Павлу Григорьичу, а тот - по "инстанции". Вот какой телеграф работал.
Но все-таки - это уже после моего отъезда из Саратова, на другой,
кажется, год - пошли, пошли аресты. Может, полковник-благодетель
дотянул-таки до пенсиона и явилась новая метла. Очень может быть, a в
точности не скажу.
Итак, иду я к Борщову, а встречаю Михайлова. Вижу, и он меня на прицел
взял. Однако виду не подает. Ну, думаю, ты, сударь, молчишь, и я промолчу.
Не оборачиваюсь. А чувствую, затылком, кожей чувствую, что и он за мною
следует. Не догоняет, но и не отстает. Черт знает почему, а меня это начало
раздражать. Вот это напряжение кожи раздражать начало.
Подхожу к дому, где Борщов. За воротами кто-то фальцетом кличет:
"Мань, а Мань, ступай скотину убирать!" Рядом, у ворот, на лавке -
гармонист. Сидит мешком, как без костей, и попискивает, попискивает. И это
тоже раздражило меня.