"Юрий Давыдов. Завещаю вам, братья...(Повесть об Александре Михайлове) " - читать интересную книгу автора

того, как приходилось ходебщикам в народ. Не о том, что им грозило от
властей, а каково приходилось в повседневности.
Александр Дмитрич, повторяю, ни в детстве, ни в юности на золоте не
едал. Однако и не в хлеву рос. Были у него потребности культурного
человека, элементарные гигиенические привычки. А тут приезжает он в Саратов
- и поселяется в углу, за ситцевой занавеской, обок с сапожным товаром,
драными бахилами, вонючими сапожищами.
Усмехаетесь, господа? Мол, люди этого разряда внимания не обращали. А
я отвечу: рахметовское ложе "из принципа" - это одно, а грязь и мерзость -
совсем иное. Телесные ощущения, они с принципами мало считаются. Нутко
вообразите себя в условиях, где дневал и ночевал ходебщик в народ?..
Однако продолжаю. Стало быть, мерк летний вечер, и там, наверху,
оркестр музыки играл вальсы, а рядом лежала волжская вода, и я слушал
Михайлова.
Жил он в Саратове, выдавал себя приказчиком по хлебной части из
Москвы. Война, известно, приглушила торговлю, начались затруднения с
куплей-продажей; тут-то многим приказчикам - пожалуйте расчет и на все
четыре. Почему бы такому и не позычить на матушке на Волге?
На дворе весна все шире. Дни росли. Михайлов - спозаранку из дому.
Знакомился, приглядывался. В трактирах тянул с блюдца, сахарок посасывал;
на базарах меж возов толкался; на пристани с людьми о том о сем, воблой об
каблук или о причальную тумбу, а сам все выспрашивает о ближних уездах -
что да как.
Саратов весьма подходил для изучения раскольников. Там, знаете, любые
согласия встретишь. И поморское, и филипповское, федосеевское, спасовское.
И странническое, самое Михайлову желанное. Странники, так сказать, партия
бегунов, или, по-тамошнему, подпольное вероучение. Сдается, Михайлов немало
от них перенял по части конспиративной, заговорщицкой. Я еще к этому
ворочусь.
Михайлов не прижился у сапожника. Хозяин-то, пролетарий, был горластым
запивохой, жену чем ни попади колотил. Скандалы, крик, слезы - не велика
радость. И желание уединения. Вот, судари мои, еще одна потребность
культурного человека. Мы и не примечаем, оттого что нам ничего не стоит
затворить за собою двери...
Сыскал он каморку. Это уж совсем на краю города. Хозяйка была
канонического возраста, тихая, опрятная. И тут-то Александру Дмитричу, что
называется, повезло. На ловца и зверь бежит.
Перво-наперво зоркий его глаз остановился на цыдулечке в рамке под
стеклом. Висела она рядом с образами и была озаглавлена: "Известия новейших
времен". Ниже, столбиком, печатными славянскими буквами - афоризмы. По
мнению Михайлова, весьма меткие. А главное, клеймившие то, что и ему
хотелось клеймить. Да, вот еще: первая их часть - красным, а вторая -
черным. Вот так, скажем: "Правда - пропала", "Помощь - оглохла",
"Справедливость - из света выехала", "Честность - умирает с голоду",
"Добродетель - таскается по миру". Ну и так далее. А внизу, перед тем как
"аминь" выставить, резюме. И очень недвусмысленное и Михайлову желанное:
"Терпение осталось одно, да и то скоро лопнет".
Хозяюшка была староверкой. Теперь уж Александр Дмитрич сделался
домоседом, случайные беседчики ему без надобности. Она тоже присмотрелась.
Видит, человек хоть и молодой, а смирный, кроткий, спиртного и табачного не