"Юрий Давыдов. Завещаю вам, братья...(Повесть об Александре Михайлове) " - читать интересную книгу автора

маневра!
Должна сказать, что оно вроде бы и впрямь, "никакого маневра". При
всем нашем терпении и снисходительности мы, сестры милосердия, нередко
приходили в отчаяние от их драк, пьянства, краж, грубого, даже жестокого
обращения с ранеными ("А тут, барышня, война, - твердили они с каменным
упорством, - тут растабарывать неколи, не у тещи...").
От самых низших перейду к самым высшим.
Некоторое время, накануне форсирования Дуная, госпиталь наш
располагался рядом с главной квартирой, то есть обок с центром всего
громадного и сложного военного предприятия.
В главной квартире задавались роскошные обеды и ужины. Полковая музыка
гремела увертюру из "Карла Смелого", пели солдаты-песельники или румынские
цыгане. В глазах рябило от множества "фазанов" - так армейские офицеры
окрестили пестро-мундирную челядь великого князя Николая Николаевича.
И все ж в первый период войны не мне одной, а многим, если не всем,
главная квартира казалась действительно распорядительным центром, где все
знают и обо всем ведают, где наперед и умно все рассчитывают и прикидывают.
Ведь чем же иным могли быть заняты эти генералы в лакированных ботфортах и
с нагайками через плечо?
Разочарование, горькое и злое, ждало впереди, там, на Балканах, но об
этом я, хоть и бегло, еще напишу, а теперь вот что, по-моему, достойно
печального внимания. Я про загадку, для меня не разрешимую.
Генералов, лишенных военного дарования, водилось не меньше, чем
"фазанов". Оставляю и тех и других в стороне, как предмет бесспорно
неинтересный, очевидный и обыденный. Но были и такие генералы, которые
достойно выказали себя во все месяцы кампании.
Имя Тотлебена прославилось еще на севастопольских редутах; его
появление на плевненских позициях было встречено общим ликованием;
авторитет его стоял высоко, неколебимо; ему верили, на него надеялись все
солдаты, независимо от рода оружия.
Гурко иные попрекали за чрезмерную растрату людей. Если это и верно,
то нужно прибавить - он и себя ни на волос не щадил. Солдаты любили
"Гуркина-енерала".
Ганецкий, командир гренадерского корпуса, был спокойный храбрец. Ему
сдался Осман-паша, самый талантливый из турецких полководцев. Ганецкий тоже
пользовался душевным расположением, особенно нижних чинов.
Наконец, Дрентельн. Командуя тыловыми войсками, он, кажется, в боях не
был, но положил уйму сил на обеспечение действующего войска. И хотя
обеспечение шло из рук вон, люди, заслуживающие доверия, никогда не винили
лично Дрентельна. Напротив, отмечали его разительное несходство с тыловыми
наживалами и жуирами. Он был спартанец и пробавлялся солдатской кашей.
Любопытный штрих. Любопытный как раз потому, что речь о Дрентельне...
И в Румынии, а потом и в Турции среди военных потихоньку-полегоньку
распространялись нелегальные издания (я еще об этом напишу). Дрентельну
доложили однажды о "возмутительных проявлениях", и он, будущий глава
политического сыска и политических преследований, отвечал: "Пустяки, не
стоит внимания". А между тем было известно, что сам государь требовал
пресечь "возмутительные проявления"...
Война кончилась победой. Однако победу - это не секрет - купили
истоками крови, горами пушечного мяса. Офицеры, хоть малость способные