"Юрий Владимирович Давыдов. Бестселлер" - читать интересную книгу автора

смертное шурх-шурх, и жаркая долина Дагестана.
Синюшными губами я шептал: "Продли мои земные дни".
Он внял и повелел: "Ступай".
В слиянье Бронных, Большой и Малой, два аиста, воздевши клювы, вторили
Вертинскому: "Я ма-а-аленькая балерина". У ресторана приседали лимузины,
таков индустриальный книксен. В витрине бутика мадам надменна, будто бы не
манекен, а манекенщица. А дальше уж моя парадная при всем параде - лохмотья
пакли, дохлая пружина свое бессилье превозмочь не может. На лестничной
площадке напрудил Толик-алкоголик. Ура, я дома!
И никаких застолий. Тотчас к столу.
А ты, читатель-друг, а также и читатель-недруг, откупори бутылку пива и
перечти, пожалуйста, эпиграф.

* * *

В доме на улице Сен-Жак... Не правда ли, хорошее начало? Оно ласкает
слух привычной беллетристикой... На улице Сан-Жак в невзрачном доме жил
парижанин Анатоль, такой же алкоголик, как наш московский Толик. Но Анатоль,
страшась консьержки, угрюмой тетки (в Париже тоже тетки есть), не напрудил
на лестничной площадке.
Скажу вам сразу, Владимир Львович Бурцев любил Россию и потому почти
всю жизнь прожил в Париже. Гонясь за дешевизною, менял он адреса. Но
оставался поэтажный запах лука и жареной селедки. А дух квартирный был
керосинно-типографским. О мебелях не стану - их историческая родина
какой-нибудь блошиный рынок. Три с минусом, не так ли? Оно бы так, но
фотографии на белой стене! Никто в Париже не имел такой коллекции:
агенты-провокаторы, творцы грядущей революции, по совместительству ее
могильщики.
Противодействовал В.Л.* В департаменте полиции, в доме на Фонтанке
давно он значился как сын штабс-капитана и беглый каторжник. Сказать точнее,
сукин сын. И было удивленье, скрытно-уважительное: уникум! Оно и верно, кому
вподым срабатывать такое без штата и вне штата? Рассказывать нет нужды, он
сам когда-то рассказывал о всех перипетиях. Читайте, тошно станет.
______________
* Здесь и далее имя и отчество Бурцева иногда обозначается литерами:
В. Л. Здесь и далее авторские сноски обозначаются литерами Д. Ю. Ибо из Ю.
Д. возникает звук почти неприличный.

Так вот, портреты. Злодеи в узкобортных тройках, усы ухожены, а трости
с инкрустацией и без. Одни напряжены, как в поисках, где справить второпях
нужду; другие напряженно раскрывают секрет фотографических процессов.
И вдруг ты цепенеешь. В простенке между окнами портрет размером больше
прочих. Ага, Азеф! Губасто-мокрогубый, извините, масляное масло. Низколобый.
Подстрижен ежиком. Покатая плечистость. Едва не лопнет от натуги крахмальный
воротничок. Всё вместе - биндюжник и его бугай.
Азеф - всемирного масштаба обер-иуда. Вариант фамилии - прошу
заметить - Азиев. Его портрет имеет сходство - см. "Портрет"- с ростовщиком,
которому наш добрый Гоголь придал черты малоазийские, то есть жидовские.
Азеф-Азиев и этот ростовщик имеют общность выраженья глаз. Что в зеркале
души? Таинственная страсть к предательству. У, молчаливый ген, который