"Юрий Давыдов. Нахимов " - читать интересную книгу автора

бондарем, и вот, остановившись в роскошном Рио-де-Жанейро, "нижние чины"
брались за инструмент, превращая корабль в плавучую мастерскую и быстро
устанавливая на нем совсем иной, не походный, а как бы фабричный распорядок
и порядок.
За дело принимались спозаранку, как косари. К полудню затихали:
январский солнцепек, по-здешнему летний, смаривал и двужильных. Шум работ
стихал. Народ примащивался кто где, кто как, лишь бы тень, и пускал во все
носовые завертки. Едва зной спадал, работы возобновлялись.
Делу, говорят, время, а потехе час: Лазарев разрешал увольнения на
берег. Офицерам, понятно, длительные; матросам, понятно, краткие.
Завалишин описал и прием в императорском дворце, и плантации в
предместьях города, и буйство тропических чащоб, и острый азарт охоты на
ягуара... Читая все это, я нетерпеливо отыскивал фамилию Рубцова. Как так,
думал, ужели Завалишин со своим неизменным спутником в береговых прогулках
Нахимовым, ужель они не повстречали Нестора Гавриловича? Наконец, вижу: "В
назначенный час консул прислал для сопровождения нас находившегося у него
для наблюдений штурмана".
И только-то? Одна корявая фраза? Увы, и только. А вослед Завалишину ни
биографы Лазарева, ни биографы Нахимова не потщились "расшифровать", что за
штурман оказался в Бразилии, что за флотский повез офицеров "Крейсера" на
загородную виллу русского консула Г. И. Лангсдорфа?
А был это тот самый человек, который сошел на бразильский берег с борта
корабля "Аполлон". И можно побиться об заклад, что офицеры, Нахимов в их
числе, по дороге на консульскую виллу слушали Нестора Гавриловича притаив
дыхание.
Тощее, в четырнадцать листков, архивное дело обозначает его жизненные
вехи. Уроженец Петербурга, Рубцов начал службу мальчишкой, одновременно с
Нахимовым. Но учился-то не в корпусе, а в штурманском училище, и, стало
быть, по тогдашним понятиям, был он в сравнении с корпусными питомцами
черной костью. В январе восемнадцатого Нахимова произвели в унтер-офицеры, а
Рубцова в мае в штурманские помощники унтер-офицерского чина. И оба поначалу
обретались в Маркизовой луже близ Кронштадта и Петербурга. Ничего
удивительного не было бы, окажись они в знакомстве, хотя бы шапочном.
Нестор Рубцов, может, еще годы и годы маялся бы брандвахтенной тоской
или якорной стоянкой у питерского Каменного острова, если бы... Если бы
совсем ему неведомый консул в понаслышке ведомой Рубцову Бразилии не
замыслил научную экспедицию. А для того потребовался Григорию Ивановичу
Лангсдорфу, бывшему натуралисту первого русского плавания вокруг света,
опытный картограф, аккуратный геодезист, неутомимый работник. Головнин,
тогда уже прославленный мореход и писатель, рекомендовал Рубцова. А уж ежели
Василий Михайлович протежировал, промашки быть не могло.
И вот Рубцов, чин малый, да ум, видать, немалый, является на шлюп
"Аполлон". Является, как сказано в архивном формуляре, "для отвоза в
Рио-Жанейро, к статскому советнику Лангсдорфу, для сопутствования ему по
Южной Америке". И "отвезли" Нестора Гавриловича на другой край света.
В те дни, когда Нахимов видел Рубцова, последний только-только завершил
тяжелую трехмесячную экспедицию в джунгли, где ни один русский до него не
бывал, а из европейцев если кто и бывал, так разве португальская сволочь -
охотники за индейцами. Вернувшись из чащоб, Нестор Гаврилович засел за
камеральную обработку полевых материалов. То было началом. В последующие