"Юрий Давыдов. Нахимов " - читать интересную книгу автора

география путей сообщений не позволила бы ему оставить в стороне столицу. И
стало быть, лейтенант вполне мог быть очевидцем "происшествия 14 декабря".
Но и беллетрист, верный правде исторической и правде психологической,
поостерегся б "послать" своего героя в ряды восставших. Это, однако, не
означает, что впоследствии Нахимов не испытал в глубине души чувства
сострадания к бывшим товарищам. Такое же, какое испытал Лазарев к
Завалишину: жаль, мол, Дмитрия Иринарховича, пылкая головушка...
Впрочем, долой догадки. Суров обет биографа-документалиста. И потому,
минуя столицу, надо трястись вслед за отпускником в Смоленскую губернию, в
деревню Городок.
Век с четвертью спустя поехал на Смоленщину историк В. Д. Поликарпов. О
своих блужданиях по старым справочникам и картам, о том, как он добрался до
Городка и как наконец в точности определил положение нахимовского гнезда,
рассказал историк увлекательно, подробно. Оказывается, многое было
переврано; даже местом рождения Павла Степановича называли не Городок, а
недалекий от него Волочек. Архивные разыскания и опросы старожилов позволили
исправить путаницу. А это ведь не столь уж маловажно, когда речь идете
национальном герое.
Видел историк и большак на Вязьму, по которому катил Нахимов, и
"красные ворота", единственное, что уцелело от усадьбы, "красные ворота",
где отец с матерью встречали сына. И еще видел окрестные леса. Смешанные
смоленские, вяземские леса. Вот такие шумели над мальчиком, чья жизнь
протекла вдали от них. Но, быть может, иной раз сквозь немолчный гул моря
слышался ему лесной шелест?..
Деревенское уединение Нахимова ничем не нарушалось. Он был во глубине
России, когда другие уже были обречены глубине сибирских руд.
14 декабря 1825 года в Петербурге произошло восстание декабристов.
Курилась поземка. У смутной громады недостроенного Исаакия остался
"сфинкс" - народ. Над Медным всадником просвистала картечь. Дантовские своды
Петропавловки застонали от клацанья засовов. Сенатская площадь лежала
пустынной, ледяной. На Неве чернели проруби; в проруби спустили трупы.
Зимний дворец блестел огнями. В Зимнем торжествовал Николай, брат "почившего
в базе" императора Александра.
Не счесть отзвуков декабрьского восстания. В тех отзвуках не счесть
тонов, полутонов. Явственно различимы голоса дворян и разночинцев, военных и
штатских... Но тщетно напрягать слух: Нахимова не слышно.
На исходе января 1826 года отпускной лейтенант получает письмо
"любезного друга Миши". Рейнеке сообщает, что Нахимова прочат в гвардейский
флотский экипаж.
Гвардейцы квартировали в столице. Служить там было лестно. Нахимов,
однако, досадливо морщится: "Ты знал всегда мои мысли и поэтому можешь
судить, как это для меня неприятно". И ниже - решительное: "На этой же почте
пишу к брату Платону Степановичу[6] и прошу его употребить все средства
перевести меня в Архангельск или куда-нибудь, только не в гвардейский
экипаж".
Что ж это за мысли, которые ведомы "любезному другу Мише"? Несомненно,
о неприязни к "гвардейщине". Офицерство зарилось на придворную патоку.
Нахимову она претила.
После "происшествия 14 декабря" Нахимов мог сторониться гвардейского
экипажа еще по одной причине. Экипаж со своими офицерами, со знаменем и