"Юрий Владимирович Давыдов. Сенявин " - читать интересную книгу автора

Колонны наращивали марш правым берегом Дуная. В середине ноября 1805 года
смятенная Вена услышала дружный цокот копыт - входила конница Мюрата.
Армия Наполеона катилась по Европе, как пылающая головня. Свидетельства
современников иллюстрируют известное положение о том, что наполеоновские
войны были захватническими, грабительскими.
"В настоящей войне, - писал один парижанин, - французы особенно
обнаружили чрезвычайное сребролюбие. Сверх того, их обнадеживают, будто
Бонапарт даст земли тем, кто пожелает поселиться в богатых и изобильных
странах. Французская армия состоит по большей части из людей, готовых на
все, чтобы скопить себе что-нибудь; и, к несчастью, они подчинены
предводителю, который может внушить им известное доверие в этом смысле".
А вот картинка, нарисованная придворной дамой г-жой де Ремюза: "По
окончании этой войны (1805 года. - Ю. Д.) жена маршала N рассказывала нам,
смеясь, что муж, зная ее любовь к музыке, прислал ей громадную коллекцию,
найденную у какого-то немецкого принца; она говорила нам с той же
наивностью, что он послал ей такое количество ящиков, наполненных люстрами и
венским хрусталем, собранным отовсюду, что она не знала, куда их девать..."
"Ульмский позор" и падение Вены почти сокрушили коалицию. Оставались
русские. Наполеон уже получил некоторое представление об этом противнике.
Первая встреча с ним так выглядит под пером француза-историка: "Сначала
русские опрокинули несколько французских кавалерийских эскадронов,
необдуманно выдвинутых в лес. Кавалеристам Мюрата и гренадерам Удино
пришлось несколько раз повторить упорные атаки, прежде чем они справились с
отчаянною храбростью русских солдат. Раненые, безоружные, поверженные на
землю, русские продолжали нападать и сдавались только под ударами штыка или
ружейного приклада".
Михаил Илларионович Кутузов знал о численном превосходстве неприятеля.
И действовал так, как действовал семь лет спустя: уступал версты и не
уступал желанию врага навязать генеральное сражение. Кутузов совершал
стратегический марш-маневр, знаменитый в военной истории нового времени.
Осторожный, уравновешенный, многоопытный, он оттягивал решительное
столкновение до того дня, когда сам сочтет выгодным контрнаступление. И тут
уж Наполеон, который, казалось, мог сделать все, ничего поделать не мог,
хотя и очень гневался на Кутузова. Не мог и не смог бы, если бы не...
Александр, который уже скакал из Потсдама к "своей армии".
Государь был слишком благовоспитан, чтобы миновать Веймар. Он провел
там три дня. Не подумайте, бога ради, что Александр беседовал с Гете или
наклонял кудри над могилой Шиллера. Нет, в Веймаре жила его младшая
сестрица. И, лишь отдав дань родственным чувствам, царь пустился дальше.
Ехал он на Прагу, но до Праги не доехал: сказали, что вокруг Пильзена
гарцуют французские разъезды. Александр со свитой свернул на Бреславль,
оттуда попал в Ольмюц. И вот наконец русские полки.
Разутые, изможденные, оборванные, они встретили царя угрюмым молчанием.
Раздраженный, он лучше выдумать не мог, как ответить войскам тем же.
Из царской свиты, кажется, один князь Чарторижский советовал государю
оставить армию и тем развязать руки Кутузову. Чарторижский в этом случае
(впрочем, не единственном) обнаружил достаточно ума; а господа свитские, как
и сам Александр, сочли, что князь обнаружил недостаток почтительности.
Свитские уверяли императора, что лишь он, только он спасет положение.
Александру было приятно слушать и приятно верить.