"Юрий Владимирович Давыдов. Белый всадник " - читать интересную книгу автора

- Бог в помощь, - проговорил Иван Терентьевич, поддерживая стремя и
глядя на Ковалевского.
- Бог-то бог, Терентьич, да и сам не будь плох. - Ковалевский сел на
жеребчика. - Ну, Серко, пошел!
Он с особенным удовольствием выговорил кличку, которой сам наделил
коня; этот Серко был точно близнецом жеребца, памятного с детства: на таком
вот раскатывал в Ярошовке отставной секунд-майор Петр Иванович Ковалевский,
отец девятерых детей, из которых самым младшим, а потому, стало быть, и
баловнем всеобщим, был Егорушка.
Пришпорив лошадь, Ковалевский догнал натуралиста. У того ноги
болтались, а крестец и плечи задеревенели.
- Видать, в манежах не езживали? - съязвил Ковалевский, вырываясь
вперед.
- А... черррт... - прорычал Левушка.
На пригорке Ковалевский остановил Серко. С пригорка был виден весь
отряд в его мерном и правильном марше.
Отряд был черный и белый. Суданцы, обнаженные до пояса, шли впереди, их
кожа лоснилась. Разнообразные костюмы белых изобличали национальность
залетных воинов: под знаменем Гамиль-паши служили албанцы и черногорцы,
черкесы и греки. Следом за конниками и пехотинцами вышагивали вьючные
верблюды, семенили ослы, понукаемые арабами.
Били барабаны. Солнце жгло. Гамиль-паша покачивался в богатом седле. Но
вот он осадил лошадь. Отряд остановился. Егор Петрович подскакал к паше.
- Я поручаю отряд вам, - важно сказал паша Ковалевскому, - а вас
поручаю отряду.
Ковалевский ответил церемонно:
- Доверие вашего превосходительства - честь для меня. Наперед скажу:
имя Гамиль-паши останется не только в истории военной, но и в истории науки.
Гамиль-паша расплылся в улыбке. Насладившись лукавой лестью
Ковалевского, он жестко глянул на окруживших его офицеров, поднял плеть из
гиппопотамовой кожи, и слова его были как удары плетью:
- Ослушникам обещаю смерть!
Майоры и капитаны приложили руку к сердцу. Гамиль-паша поворотил лошадь
и поскакал в Кезан.
- Командуйте "вольно", господа, - распорядился Ковалевский.
Барабаны смолкли. Стали слышны стук копыт, всхрапывание, шелест трав,
голоса - разнохарактерный походный шум большого отряда.
Шли едва приметными тропами. Было жарко, но не душно, не знойно;
подъемы в горах вились некрутые, затененные деревьями; стоило копнуть
пересохшие ручьи, как показывалась вода, и когда отряд оставлял позади
песчаное ложе какого-нибудь протока, на нем отрадно поблескивали сотни
лунок, полных холодной водою.
Путешественники, как и поэты, любят сближать не близкое. Ковалевский
видывал прежде Уральский хребет и Балканские горы, Гималаи и Альпы. Теперь
перед ним были окраины Эфиопского нагорья. И Егор Петрович подумал, что они
похожи на Южный Урал, и подобие это его умилило.
Задолго до темноты Ковалевский велел располагаться на бивак. Кто-то из
майоров возразил: можно, дескать, пройти еще несколько верст.
- Вы не знаете этих скотов. Они выносливее верблюдов. - У бинбаши была
снисходительная улыбка, означавшая, что начальник отряда чересчур