"Юрий Владимирович Давыдов. Белый всадник " - читать интересную книгу автора

Отряд двигался прямиком. Цепкие заросли, усеянные колючками, как ежи
иглами, накинулись на путешественников. "Вот тебе и терновый венец,
мученик", - невесело думал Ковалевский, продираясь за проводником-арабом.
Вокруг горы Сода было множество пещер. В пещерах, рассказывал
проводник, укрывались горцы, известные своим мужеством и свободолюбием. Не
сладко приходилось от их копий и стрел египетским завоевателям. Когда же
воинов загнали в эти пещеры и обложили, как диких зверей, они предпочли
самоубийство сдаче в плен. Теперь, говорил проводник, гора Сода почти
обезлюдела: часть жителей истреблена, часть уведена в рабство, а те, что
остались...
- Они, господин! - воскликнул араб и показал на каких-то людей,
вышедших из зарослей, павших ниц и целовавших землю в знак покорности.
Егор Петрович велел им встать. Первым поднялся старик, должно быть
вождь. От макушки до пят он был выкрашен в красный цвет. Даже брови у него
казались густыми мазками сурика. Он стоял потупившись, боясь, что чужеземец
увидит на лице его бессильную ярость. И вот так, потупившись, с бессильной
яростью на лице, вождь молился богам об избавлении его людей от гибели и не
сразу даже понял то, что говорил ему со слов Егора Петровича проводник-араб.
А тот говорил "краснокожему", что отряд не тронет его людей, что им не
нужно невольников.
- И, - заключил переводчик уже от своего имени, - верь нам, ибо ведет
нас тот, кого здесь зовут белым всадником. Вот он, перед тобой, хоть ныне и
пеший.
Тогда вождь поднял голову, на лице его отобразились радость и
изумление. Егор Петрович не удержался от улыбки и, покосившись на
Ценковского, мальчишески смущенно сказал:
- Что и толковать, завидная у меня репутация!
- Завидная, - серьезно ответил Ценковский. - Будь она иной, я перестал
бы уважать вас.
Ночью грянул ливень. Его пролили облака - предвестники затяжных
тропических дождей. К утру ливень стал стихать, как колымага, проехавшая
бревенчатый мост и покатившая по мягкому большаку.
И опять палило солнце, духота густела. У Егора Петровича было такое
ощущение, точно его посадили под стеклянный колпак. Он завидовал Левушке.
Левушка собирает гербарий, недосуг думать о себе.
И точно: у Ценковского была та сосредоточенно-восторженная мина, какая
всегда появлялась на лице его при виде "роскоши и неги натуры".
Тропические заросли, изможденные многодневными жарами и напившиеся воды
лишь давешней ночью, роняли тяжелые, словно скатный жемчуг, дождевые капли.
Тут все было в полный рост, все в полную силу и меру, ибо возрастало на
могучей земле, под могучим солнцем и могучими дождями: баобабы и черное
дерево, дикий виноград и дикая слива, дикие бананы и дикие абрикосы.
Отряд выбрался к широкому сухому руслу. В дождливое время здесь ревела
река Дуль. За рекой тянулась новая гряда гор. Там была крепость Дуль.
Не прошло и часу, как из-за скал вынеслись кавалеристы в белых свитках,
в распахнутых красных камзолах, в алых шапочках. Они стреляли на скаку из
длинноствольных ружей, черные клубочки дыма висели позади кавалькады. Егору
Петровичу на миг показалось, что он вновь в милой его сердцу Черногории. Вон
же идут на рысях переники - стражники из города Цетинье, что сопровождали
его, молодого тогда инженера, в странствиях по Черногории... Ба, да это и