"Маркиз де Сад. Сто двадцать дней содома " - читать интересную книгу автора

записку, которая заставила изменить наши предположения. В записке
говорилось, что следует, как только стемнеет, прийти в монастырь к
монаху-сторожу, тому самому, который пишет эту записку; он будет ждать нас в
церкви до десяти часов вечера и отведет нас туда, где находится наша мать, и
где она с удовольствием разделит с нами счастье и покой. Он настойчиво
призывал нас не упустить случая и особенно советовал скрыть свои намерения
от всех, поскольку было очень важно, чтобы отчим не узнал ничего о том, что
делалось для нашей матери и для нас. Моя сестра, которой в ту пору
исполнилось пятнадцать лет и которая была сообразительней и практичней, чем
я, которой было только девять, отослав человека и ответив, что она подумает
об этом, не могла не сдержать своего удивления по поводу этих действий.
"Франсон, - сказала она мне, - давай не пойдем туда. За этим что-то кроется.
Если это предложение искреннее, то почему моя мать не приложила записки к
этой или, по меньшей мере, не подписала ее? Да и с кем она может быть в
монастыре? Отца Адриена, ее лучшего друга, нет там почти три года. С того
времени она была лишь мимоходом, у нее там нет больше никакой постоянной
связи. Монах-сторож никогда не был ее любовником. Я знаю, что она развлекала
его два-три раза, но это не такой человек, чтобы подружиться с женщиной по
причине одного: нет человека более непостоянного и жестокого по отношению к
женщинам, как только его прихоть прошла! Откуда в нем может взяться интерес
к нашей матери? За этим что-то кроется, говорю тебе. Мне он никогда не
нравился, этот старый сторож: он - злой, твердолобый, грубый. Один раз он
затащил меня к себе в комнату, где с ним были еще трос; после того, что со
мной там произошло, я крепко поклялась, что больше ноги моей там не будет.
Если ты мне веришь, то давай оставим всех этих прохвостов - монахов. Больше
не хочу скрывать от тебя, Франсом: у меня есть одна знакомая, я даже смею
говорить, одна добрая подруга, ее зовут мадам Герэн. Я посещаю ее вот уже
два года; с того времени не проходило недели, чтобы она не устроила мне
хорошую партию, но не за двенадцать су, как то, что бывают у нас в
монастыре: не было ни одной такой, с которой я бы не получила меньше трех
экю! Взгляни вот доказательство, - продолжила она, показав мне кошелек, в
котором было больше десяти луидоров, - ты видишь, мне есть на что жить. Ну
так вот, если ты хочешь знать мое мнение, делай, как я. Госпожа Герэн примет
тебя, я уверена в этом; она видела тебя восемь дней тому назад, когда
приходила за мной, чтобы пригласить на дело, и поручила мне предложить тебе
то же самое; несмотря на то, что ты еще мала, она всегда найдет, куда тебя
пристроить. Делай, как я, говорю тебе, и наши дела вскоре пойдут наилучшим
образом. В конце концов, это все, что я могу тебе сказать; в виде
исключения, я оплачу твои расходы за эту ночь, но больше на меня не
рассчитывай, моя крошка. Каждый - сам за себя в этом мире. Я заработала это
своим телом и пальцами, и ты делай так же! А если тебя сдерживает
целомудрие, то ступай ко всем чертям и не ищи меня, поскольку после того,
что я сказала тебе, если даже я увижу, как ты высунул язык на два фута
длиной, я не подам тебе и стакана воды. Что касается матери, то я далека от
того, чтобы печалиться об ее участи, какой бы она не была, и мое
единственное пожелание - чтобы эта проститутка была так далеко, чтобы мне
никогда ее не видеть. Я вспоминаю как она мешала моей работе со своими
добрыми советами в то время, как сама творила дела в три раза хуже. Дорогая
моя, да пусть дьявол унесет ее и, главное, больше не возвращает назад! Это
все, что я ей желаю". По правде говоря, не обладая ни более нежным сердцем,