"Маркиз де Сад. Сто двадцать дней содома " - читать интересную книгу автора

вот-вот ответит рвотным действием на это зловоние. Видя, как спазм
скручивает мне желудок, он приходит в экстаз: "Смелее, крошка, смелее, -
кричит он. - Я не упущу ни одной капли этого". Заранее предупрежденная о
том, что надо было делать, я усаживаю его на канапе и наклоняю его голову на
самый край. Его ляжки разведены; я расстегиваю ему штаны, достаю оттуда
короткий и вялый инструмент, который не предвещает никакой эрекции, трясу
его; он открывает рот. Напрягая его член и принимая при этим прикосновения
его похотливых рук, шарящих по моим ягодицам, я извергаю ему в рот, под
действием рвотного порошка, весь непереваренный желудком обед. Наш герой -
на небесах, он впадает в экстаз, он глотает, он сам ищет на моих губах
нечистое извержение, которое опьяняет его, он не теряет ни одной капли, а
когда решает, что действие скоро прекратится, Снова вызывает его, щекоча мне
рот своим языком; его член, который, судя по всему, распаляется лишь от
подобных гнусностей, раздувается, встает и оставляет, плача, под моими
пальцами несомненное доказательство того, какое впечатление производит на
него эта грязь." "Ах! Черт подери, - говорит Кюрваль, - какая прелестная
Страсть! Можно было бы сделать ее более утонченной?" - "Но Как?" -
спрашивает Дюрсе прерывающимся похотливыми вздохами голосом. - "Как? -
говорит Кюрваль. - Да, черт возьми, путем выбора девиц и блюд." "Девицы... А
я понял, ты хотел бы иметь там какую-нибудь вроде Фаншон..." - "Ну да,
конечно." - "А какие блюда?" - продолжал расспрашивать Дюрсе, которому
Аделаида терла пушку. - "Какие блюда? - переспросил Председатель. - Да, три
тысячи чертей, я заставлю ее вернуть мне то, что я незадолго до этого
передам ей таким же способом". "То есть, - подхватил финансист, совершенно
теряя голову, -означает: то, что ты ей вывалишь в рот, она должна
проглотить, а потом вернуть это тебе?" - "Именно так". И оба бросились но
своим кабинетам; Председатель - с Фаншон, Огюстин и Зеламир, а Дюрсе - с Ла
Дегранж, Розеттой и "Струей-в-Небо". Все вынуждены были ждать около
получаса, чтобы продолжить рассказы Дюкло. Наконец они снова появились. "Ты
наделал непристойностей?" - сказал Герцог Кюрвалю, который вернулся первым.
"Да, немного, - отвечал Председатель, - именно в этом состоит счастье жизни;
что касается меня, то я оцениваю сладострастие только по самому грязному и
отвратительному что в нем есть". "Но, по крайней мере, пролили ли вы
сперму". - "Об этом не может быть и речи, - сказал Председатель, - или ты
считаешь, что все похожи на тебя и у всех есть достаточно спермы, чтобы
проливать ее каждую минуту? Пусть эти усилия останутся за тобой и за такими
могучими чемпионами, как Дюрсе", - продолжил он, видя, как возвращается
Дюрсе, едва держась на ногах от истощения. - "Это верно, - сказал
финансист, - я не смог удержаться. Эта Ла Дегранж - такая гнусная в словах и
в поведении, она так доступна во всем, что хотят от нес..." -"Дюкло, -
сказал Герцог, - продолжайте, поскольку, если мы не прервем его, этот
нескромник, пожалуй, расскажет нам все, что он сделал, не задумываясь о том,
насколько ужасно хвастаться теми милостями, которые получаешь от хорошенькой
женщины." И Дюкло, подчиняясь его словам, так продолжила свою историю:
"Поскольку господам так нравятся эти шалости, - сказала наша рассказчица, -
мне досадно, что они на миг пока еще не сдержали своего воодушевления,
которое было бы куда сильное мне кажется, после того, что я должна еще
рассказать вам сегодня вечером. То, чего, как предполагал господин
Председатель, недоставало для того, чтобы усовершенствовать страсть, о
которой я только что рассказала, слово в слово имелось в причуде, которая