"Лайон Спрэг де Камп. Стрелы Геркулеса" - читать интересную книгу автора

на солнышке искалеченную ногу. Поставив ладонь козырьком, он следил за
кружащими над кораблем чайками.
- О чем это вы говорили по-финикийски? - спросил он на ломаном
греческом.
- Асто рассказал мне, что наш капитан - настоящий Одиссей, судя по его
мужеству и искусности, и ничто, даже дурные приметы не в силах задержать
его.
- Тем глупее он и тем хуже нам, - произнес этруск. - Что бы ни
происходило, приметы всегда предупреждают нас. Именно поэтому я и слежу за
птицами. Я, зилат* [Зилат- член коллегии выборных лиц в этрусском городе.]
Тарквиний, умудренный жизнью человек и занимаю важный государственный пост.
Я знаю, о чем говорю.
- А что говорят птицы об этом путешествии?
- Ничего хорошего. Кого-то постигнет несчастье.
- Кого именно?
- Пока не знаю, скажу позже, - и этруск вернулся к наблюдению за
птицами.
Сеговак стонал, обхватив голову руками. Коринна, прислонясь к перилам,
смотрела в сторону берега. Когда корабль миновал пролив между мысом Мизенум
и островом Прохитой, с востока открылся безбрежный Неаполитанский залив.
Ограниченный слева - за кормой - островом Энария, справа - прямо по курсу -
островом Капри, он представлял собой неправильный полукруг. Города и деревни
на берегу казались ниткой белых бус на зеленой нитке, а среди них подвесками
колье возвышались стены и храмы великого Неаполя, справа от которого неясно
вырисовывался темный конус Везувия.
- Как похоже на великую Этну моей родины, - произнесла Коринна. - Но в
отличие от Этны, которая дымится и время от времени плюется, эта гора
выглядит спокойной.
- Я слышал одно предание о том, как однажды произошло извержение
Везувия, - произнес Зопирион. - Но, по всей видимости, огонь вырывается из
жерла с благими целями.
От одного жалкого вида Сеговака лицо девушки исказилось.
- Однако мне тоже не вполне хорошо, и голова болит. Я лучше отправлюсь
в постель.
Певец тоже выглядел безрадостно. Мужчина и женщина средних лет сидели
рядышком на палубе под небольшим зонтом - навесом, который они сами же и
соорудили, и флегматично взирали на убегающие волны. По их виду невозможно
было догадаться, испытывают ли они страдания. То же самое можно было сказать
о мальчугане лет двенадцати, слугах и моряках.
Тем не менее, из-за природной застенчивости Зопирион не решился
завязать с ними разговор. В противоположность своему другу, Архиту, в
присутствии незнакомцев он чувствовал, что теряет дар речи. Юноша с большим
трудом поддерживал светскую беседу. Столкнувшись с незнакомцем, он либо
сводил весь диалог к лекции на профессиональные темы, либо впадал в угрюмое
молчание, предоставляя инициативу собеседнику.
Сейчас, когда рядом не было людей, с которыми Зопирион мог с легкостью
поддерживать беседу, он увлекся наблюдением за волнами: подсчитав их число,
Зопирион попытался рассчитать скорость корабля исходя из времени, за которое
мусор, плавающий на поверхности воды, проходил всю длину корпуса, а также
вычислить объем маленькой каюты на корме. Незаметно его мысли перескочили на