"Борис Дедюхин. Слава на двоих " - читать интересную книгу автора

Николай, рассказывая байку, одной рукой гладил Анилина, а другой угощал
сахаром. Анилин успокоился, подобрел, но, увидев Федю с седлом в руках,
начал всхрапывать, рваться, в глазах заполыхало пламя.
По знаку Насибова Федя спрятался в конюшне, передал седло Мите, а сам
вернулся, хлопая ладошами, чтобы у Анилина уж совсем никаких сомнений не
оставалось. Тот и поверил, начал тыкаться губами Николаю в руки, искать
сахар. Не найдя ничего, озадачился, посмотрел с укоризной: мол, забыл,
растяпа, что ли?
- Нет, я не забыл, - ответил вполне серьезно Николай. - Вот одна лошадь
увидела соху и рассердилась: "Не буду больше тебя возить!" - "А я тебя
кормитьне стану", - ответила та. Подумала лошадка, подумала, да и поволокла
соху-то, понял?..
Этим временем с другого бока подкрался Митя и очень осторожно наложил
легонькое седло. Федя сноровисто поймал под брюхом ремень и срастил его с
пристругой. Собрался было Анилин вознегодовать и на дыбки взвихриться - ан
во рту сахар вожделенный, пока хрумкал его - и про неприятности забыл.
Николай взялся левой рукой за гриву, сразу почувствовав, как под кожей
лошади прошлась крупная жесткая рябь. Митя и Федя забирались в седло
медлительно: пока один подсаживал другого, пока седок нашаривал второй ногой
стремя, Анилин успевал его стряхнуть с себя. Николай вскочил в мгновение ока
и в тоже мгновение сжал лошадь шенкелями (так называют конники часть ноги от
колена до щиколотки).
- Обойдешь, огладишь, так и на строгого коня сядешь, - почтительно и
завистливо сказал Федя.
Ну конечно, Анилин мотнул в страшном гневе головой, вскинул зад.
Конечно, град ударов копытами, козлы и свечи... Еще и еще, настойчиво и
яростно, но только не стал бы он всего этого вытворять, если бы знал, кто
натянул его поводья.
Во время войны, когда Николаю было тринадцать лет, он вместе с другими
такими же отчаянными мальчишками ловил арканом и заезжал для фронтовой
кавалерии диких кабардинских лошадей-неуков. Тогда и возмечтал жокеем стать.
И уже через два года решился - пришел на конезавод, подал директору Саламову
вырванный из школьной тетрадки листок: "Прошу принять меня на работу".
- У нас не детский сад, - вернул заявление директор. Николай взял свой
документ, но из кабинета не уходил, мялся у порога.
- Как тебя мать-то отпустила?
- Никак... Я не помню ни матери, ни отца, давно умерли. Жил с братом,
потом он на фронт ушел, а я в детдоме очутился.
- Ну хорошо, - смилостивился директор. - У нас водовоза нет, будешь
воду возить.
- Нет, Авраам Дзагнеевич, я неуков для фронта объезжал, а воду на
дураках возят.
- Вот как! Тогда иди работать с особо точными инструментами - вилами и
лопатой, корма заготавливать, там ума палату надо иметь: бери навильничек
побольше, чтобы черенок хрустел, да неси подальше.
- Нет, это я тоже не люблю.
Рассердился Саламов:
- Ну что же, тогда придется мне рассчитать начкона, а тебя на его
место.
- Я и начконом не люблю, я конюхом хочу.