"Даниэль Дефо. Дневник чумного года (Фрагмент) (Пер.Н.Яковлев)" - читать интересную книгу автора Самые сильные страницы "Дневника" - это, конечно, описание людей,
объятых страхом за свою жизнь. Вопли, стоны, истерики или же, напротив, патологическое бесчувствие, - тут Дефо действует с необычайной психологической выразительностью. Заботится он и о том, чтобы чудовищным однообразием ужасов не притупить восприятия у читателя. Кроме того, Дефо вообще не желает вызвать панику и суеверный страх, он, как всегда, адресуется к разуму, он показывает опасность и советует, как вести с ней борьбу. Исподволь укрепляя убедительность повествования, Дефо проверяет различные состояния души человеческой перед лицом смерти. Одним из таких состояний он и поразил позднейших писателей: шорник подошел к яме, куда должны сваливать бездыханные тела, и заглянул в нее. "Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю..." Надо, конечно, представить себе этого шорника, чтобы оценить его шаг. Посредником для своего повествования Дефо выбрал человека из торгово-ремесленной среды, от лица которого и ведется чумная хроника: деловые люди видели во всех разговорах о чумной опасности только помеху своим занятиям, а шорник стремится показать им, насколько страшна "черная смерть". Это хозяин мастерской, предприниматель, поднявшийся до совершенно определенного положения в обществе, просвещенный до известной степени. Пусть читали в этой среде преимущественно одну и ту же книгу, то есть священное писание, но все же читали, и притом с малых лет, и с малых лет усваивали книжный способ мысли и речи. Такой человек вполне может рассказать о том, что видел. Наблюдать же он способен не только за другими, но и за самим собой. Вот он вдруг почувствовал странное и страшное тяготение стать на край таинственно-скрытых пружин, изнутри толкающих человека. Что это? Зачем ему ужасная пропасть? Шорник и сам Дефо экспериментируют вполне сознательно. Дефо нужно это еще и для того, чтобы натуральным видом жуткой ямы устрашить читателя, и он в известной мере заставляет повествователя сделать безрассудный шаг, заглянуть туда, куда следом за ним придется поневоле заглянуть и читателю. Первое время я беспрепятственно ходил по улицам, впрочем, не так уж свободно, чтобы подвергаться прямой опасности, кроме того случая, когда рыли огромную яму подле церкви нашего прихода в Уайтчэпеле. Чудовищная то была яма, так что я, не в силах победить в себе любопытства, пошел посмотреть ее. Насколько мог я судить на глаз, она тянулась футов сорок в длину, футов пятнадцать-шестнадцать поперек, а глубины она достигала, когда видел ее я, около девяти футов. Но, говорят, потом ее углубили чуть ли не до двадцати футов, пока вода не помешала копать дальше; правда, ямы еще прежде и в других местах копали великие. Но хотя в наш приход чума позднее пришла, однако такой свирепости, как в Олдгейте и Уайтчэпеле, не достигала потом ни в одном из приходов Лондона. Стало быть, ямы уже копали в других местах до того, как по нашему приходу пошла зараза и поползли телеги мертвых; у нас этого не было до первых чисел августа. Обычно в ямы сваливали трупов по пятьдесят-шестьдесят; потом эти рвы стали делать больше, чтобы умещались в них все, кого успеет телега навозить за неделю, что во второй половине августа уже составляло от двух до четырех сотен тел; дальше и копать было невозможно, поскольку по |
|
|