"Мигель Делибес. Опальный принц " - читать интересную книгу автора

губам, глядя поверх нее блуждающим взором.
- Папа, - спросил он. - Поставишь мне пластинку?
Папа стукнул чашечкой о блюдце. Быстро и привычно облизал губы. Кулаки
его сжались.
- Еще пластинку? - сказал он. - Мало тебе было пластинок? Видишь ли,
Кико, в этом мире у каждого есть своя пластинка, и если человек не будет ее
крутить, он просто лопнет, понимаешь? Но это еще не беда, сынок. Беда, когда
у тебя нет своей пластинки и ты повторяешь, как попугай, то, что всю жизнь
слушал на чужой. Вот это беда, тебе ясно? Не быть личностью. Ты - Кико, а
я - это я, но если Кико хочет быть мной, тогда Кико - пустое место, нуль,
никто, бедняга без имени и без фамилии.
Кико широко раскрыл глаза. Папа вытащил золотой портсигар, трижды
постучал сигаретой по низенькому столику, закурил и, наслаждаясь, откинул
голову на спинку кресла. Кико посмотрел на мать. Она сказала ему непривычно
ласково:
- Кико, сынок, если ты в жизни приучишься замечать соломинку в чужом
глазу и не видеть бревна в своем, ты конченый человек. Прежде всего ты
должен научиться быть беспристрастным. А потом - терпимым. Есть люди,
считающие, что они - ходячая добродетель и все, что не соответствует их
образу мыслей, заключает в себе посягательство на священные принципы. Мнения
других - случайны и непостоянны; мнения их самих - неприкосновенны и
неизменны. Если ты примешь их образ мыслей, ты станешь личностью; если же
нет - окажешься ничтожеством, понимаешь?
Мама медленно прихлебывала кофе, и с каждым глотком у нее в горле
что-то перекатывалось. Она поставила чашечку на низенький столик. Глаза у
нее блестели. Из гладильной донесся вопль Хуана и "та-та-та" его автомата.
Мама ногой нажала звонок, и через несколько секунд вошла Доми. Зажигая
сигарету, Мама сказала:
- Передайте Хуану, чтобы он не кричал, а то разбудит девочку.
Когда Доми вышла, Кико снова подошел к отцу.
- Ты сердишься? - спросил он.
Папа попытался засмеяться, но у него вырвалось странное бульканье,
точно он полоскал горло. Тем не менее он жестикулировал и раздувал ноздри,
стараясь делать вид, что чувствует себя превосходно.
- Сержусь? - переспросил он. - С какой стати? Но что меня огорчает, так
это... - он остановился. - Сколько тебе лет, Кико?
Кико согнул безымянный палец и мизинец на правой руке, а три поставил
торчком.
- Три, - ответил он. - Но скоро мне будет четыре.
Лицо его расплылось в улыбке. Он спросил:
- А на день рождения ты подаришь мне танк?
- Да, конечно, обязательно, но сейчас послушай, Кико, что я скажу. Это
очень важно, хоть пока ты всего и не поймешь. Мне очень неприятно, когда вот
ты, скажем, человек абсолютно честный, и вдруг кто-то начинает сомневаться в
твоей честности. Если я честен, то и мысли мои честны, не правда ли, Кико? И
напротив, если я сам фальшив, тогда и мысли мои фальшивы, ты согласен? -
Кико машинально кивал головой и не спускал с Папы голубых, бесконечно
печальных глаз. Папа продолжал: - Ну хорошо, дело обстоит именно так, и
этого ни кто не изменит, верно? Итак, ты глубоко прав, но тут является
какой-то осел или какая-то ослица, что в данном случае одно и то же, и