"Жозеф Дельтей. Фарфоровая джонка [F]" - читать интересную книгу автора

Во время этой речи, которую они не понимали, несмотря на Аналюта,
дьеппские моряки разглядывали детей Китая. Томас Хог говорил, что они
рождены при свете луны в странах без солнца. Салюр уверял, что они пахнут
испорченным имбирем. Другие находили их сальными, налитыми жидким жиром,
как каплуны. Позади Грелюш и Жоан говорили шепотом и не отрываясь глядели
на Ла. Грелюш считал, что у нее раскрашена кожа и сгорал от желания
коснуться ее, чтобы убедиться в этом. А маленький юнга тщетно пытался
отговорить его от этого.
Грелюш не хотел отказываться от своей мысли. Он проскользнул между
матросами в первый ряд и остановился возле Поля Жора, который снова
смотрел на руки Ла. Он осторожно обошел его и приблизился к Ла. Она все
еще стояла перед китайцами. И только неподвижный Некто стоял за ней со
скрещенными на груди руками, с косой на шее. Понемногу Грелюш перешел на
сторону Ла, все больше и больше убеждаясь в том, что она накрашена смесью
золотой пудры и сока растений, которой раскрашивают статую Святых. Желание
заблестело в его карих глазах, цвета горького ореха. Он подошел еще ближе
и вдруг, подняв руку, коснулся груди Ла. И тотчас же его рука упала
наземь, отрубленная ножом с рукояткой слоновой кости неподвижного Некто.
Так и не узнали, сделал ли ему знак мандарин. И снова Некто скрестил руки
на груди, где на желтой материи отпечаталась красная кровь. На фарфоре
палубы отрубленная рука исходила кровью. Кто-то поднял ее и равнодушно
швырнул в море. Несколько капель крови брызнули на шею Ла и застыли как
бусы.
Бу Лей Сан сделал жест и тотчас же два китайца в перевязях схватили
неподвижного и увели его в трюм. Остальные китайцы по двое ушли под
палубу. Великая неловкость повисла над этой сценой. Несколько дьеппцев
рычали ругательства в адрес коварных желтокожих. Другие хранили враждебное
молчание. Грелюш, бледный, как пустой флакон, неловко подымал кверху
обрубок, глядя на рану. Его увели.
Мандарин, дрожа, подбирал извинения; фальшивым голосом он говорил
слова о наказании и мести. Но чувствовалось, что он неискренен от губ до
глубины сердца. Поль Жор пытался успокоить его, так как рассчитывал
сделать из него лоцмана по китайским морям. Он не смел еще прямо сказать о
своем намерении, но он настаивал на коммерческих целях путешествия, на
торговле в китайских портах.
Вскоре два китайца вернулись по кормовой лестнице; они несли длинную
лакированную шкатулку, запечатанную сургучами, с ручками из голубого
фарфора. Они поставили ее перед Полем Жором и отперли ее бронзовым ключом.
И они вынимали из нее гладкие и узорчатые ткани, парчовые и шелковые
материи, украшенные камнями в форме шаров, треугольников, вышитые топкие
полотна. Два других китайца подошли сзади, неся корзину из бамбуковых
волокон, наполненную слоновыми бивнями и статуэтками из дерева тальму и из
розовой глины. За ними появились еще китайцы, идущие торжественным шагом.
На медном подносе они несли первое издание классических книг 952 года,
гравированное на деревянной доске. Потом из сундука потянулись редкости:
тонкие пряности, предметы обихода, странные драгоценности, игральные
карты, пачки бумажных денег разных времен.
И по мере того, как их проносили, мандарин Бу Лей Сан давал
объяснения. И беспрестанно трогал ткани, металлы и яшму своими руками,
белыми и печальными, выхоленными праздностью и скукой.