"Алла Демидова. Тени зазеркалья" - читать интересную книгу автора

теряет свой творческий багаж, становится похожим на тех, кто привык
заискивать перед залом.

Начали мы с одного спектакля - "Доброго человека из Сезуана", который
сделали на третьем курсе училища. Спектакль собрал вокруг себя передового,
мыслящего зрителя, и этот зритель вместе с нами пришел в бывший Театр драмы
и комедии.

Если актер - даже с небольшими способностями - приходит в труппу
театра, у которого есть постоянная сопереживающая публика, знающая именно
этот театр, понимающая, любящая его, остро реагирующая на все новое и не
принимающая пошлые театральные штампы, этот привыкший к легкому успеху у
нетребовательной публики актер чувствует, что между ним и залом словно бы
вырастает стенка непонимания. Волей-неволей начинает "оглядываться по
сторонам", присматривается к тому, как играют другие. Поднимается до уровня,
которого требует этот зал, этот театр. И растет, если хочет расти и может...

К нам на "Таганку" приходило каждый год очень много молодых актеров.
Они иногда получали сразу большие роли, но удержались на них немногие: очень
трудно, оказывается, подхватить сложившийся тон исполнительской манеры
"Таганского актера", которая в первую очередь предполагала личностное
участие в действии. Но на "Таганке" тоже со временем, к сожалению, менялся
зритель, и соответственно менялись спектакли и игра актеров.

После премьеры, на сотом, предположим, спектакле, когда состав зрителей
качественно меняется, исполнение тоже меняется, чаще - в худшую сторону.

У нас в театре шел спектакль "Жизнь Галилея". И у него была своя
публика. Но уже года через три после премьеры зал все чаще заполняет публика
случайная, идущая поглядеть в основном, что это за "Таганка" такая и что в
ней ставят. И вот на третий год весь "наш" зритель "Галилея" посмотрел.

И тут вышла премьера "Тартюфа".

Я очень люблю премьеры, волнующее ожидание перед ними. Обычно я редко
волнуюсь перед выходом, потому что, когда роль еще сырая, я лучше других это
знаю и не надеюсь обмануть зрителя; когда же роль сделана, то для волнения
вообще нет причин. Но на премьере существует единый дух сообщничества. Дух
студийности, самоотверженности. Актеры забывают все свои единоличные
проблемы во имя успеха спектакля в целом... Это уже потом каждый начинает
"тянуть одеяло на себя", забывая о замысле пьесы, об идее целого. На
премьере возникает сотворчество со зрительным залом. Возникает театр, где
творцы все, начиная от главного актера до последнего зрителя на галерке.

На премьере всегда "наша" публика - самая осведомленная, настороженная,
словом - премьерная. У нас еще репетиции идут, а мы уже учитываем этого
зрителя, зная примерно критерий его оценки, доверяя ему в основном.

Итак, сыграли - и с успехом - премьеру "Тартюфа"... Но на другой день
заболел Высоцкий, и объявленный двухсотый, примерно, спектакль "Галилея"