"Алла Демидова. Тени зазеркалья" - читать интересную книгу автора

которого высматриваешь в щелочку занавеса перед началом спектакля. Но общий
умственный уровень публики намного ниже умственного уровня отдельного
зрителя. Театр - искусство грубое. И если не любить театр, с его
условностью, грубостью выразительных средств, - то умному зрителю в театре
делать нечего.

С. А. Ермолинский мне рассказывал про М. А. Булгакова. В самые тяжелые
годы Булгаков надевал крахмальный воротничок, элегантный костюм и шел в
театр на какой-нибудь старый, заигранный спектакль, обросший театральными
штампами, как дно старого парохода ракушками, Ермолинский говорил, что он не
выдерживал и пол-акта - сбегал. А Булгаков досиживал до конца, наслаждаясь
атмосферой провинциального театра, и в прекрасном настроении возвращался
домой. Нужно очень любить театр, чтобы принимать в нем все - и накладки, и
безвкусицу, и неожиданность импровизации. Булгаков любил театр.

Я надеюсь, что этот рассказ убережет некоторых моих знакомых и меня от
снобизма.

Но... продолжаю сводить счеты. Что мне еще не нравится в зрителе? Мне
не нравится, когда зрители поднимаются на сцену после спектакля, чтобы
преподнести любимому актеру цветы. Всех актеров, присутствующих на сцене,
коробит бестактность такого поступка. А при моем не всегда вежливом
максимализме - я порой просто ухожу в таких случаях со сцены и больше не
выхожу кланяться. Меня раздражает полная глухота такого зрителя, не
понимающего специфику театра и разрушающего тайну, которая только что
совершалась на его глазах. Мы - актеры - еще не вышли из образов. И после
"Трех сестер", например, кланяется еще моя Маша, которую я играю, и слезы на
моем лице - это ее слезы. Так как, по-вашему, я должна относиться к девочке
из зала, которая тоже вышла на сцену и стоит рядом со мной? Нас должна
разделять рампа! Это ведь не концерт рок-группы. Это театр! Это другая
реальность!

Рассказывают, что в спектакле Мейерхольда "Последний, решительный"
давалась пулеметная очередь по зрительному залу. А в конце одного
американского спектакля, который я видела в Белграде, актеры, переодетые в
полицейских, с дубинками, продолжая действие спектакля, спустились в зал и,
как бы разгоняя демонстрацию, что нужно было по ходу действия, стали бить
этими дубинками зрителей. Судя по реакции зала (я сидела в ложе), били
по-настоящему. Этим необычным приемом как бы вскрывалась извечная борьба
сцены и зрительного зала. Но, с другой стороны, без этого внутреннего
противоборства нет театра, не возникает "поля натяжения" с залом.

Театр, роли - это вечно меняющаяся, живая река, небо, если хотите. Я
часто слышу диалог двух понимающих и в общем одинаково оценивающих явления
искусства людей:

- Ты видел этот спектакль?

- Да, прекрасно!