"Дэвид Дойч. Структура реальности [P]" - читать интересную книгу автора

теории о том, что планеты -- это миры, вращающиеся по орбите вокруг Солнца и
что Земля -- один из них? Также не является истиной то, что повторение наших
наблюдений -- это способ убедиться в справедливости научных теорий. Как я
уже сказал, теории -- это объяснения, а не просто предсказания. Если
предложенное объяснение ряда наблюдений не принято, то вряд ли полезно
продолжать вести наблюдения. Еще меньше это способно помочь нам создать
удовлетворительное объяснение, если мы не можем придумать вообще никакого.
Более того, даже простые предсказания нельзя доказать с помощью
результатов наблюдений, как показал в своей истории о цыпленке Бертран
Рассел. (Во избежание возможных недоразумений позвольте мне подчеркнуть, что
это метафорический, антропоморфный цыпленок, представляющий собой человека,
который пытается понять регулярности вселенной). Цыпленок заметил, что
фермер каждый день приходит, чтобы накормить его. Это говорило о том, что
фермер будет продолжать каждый день приносить еду. Индуктивисты полагают,
что цыпленок "экстраполировал" свои наблюдения в теорию, и каждый раз, когда
его кормят, эта теория получает все больше доказательств. Затем однажды
пришел фермер и свернул цыпленку шею. Разочарование, которое испытал
цыпленок Рассела, испытали триллионы других цыплят. Это индуктивно
доказывает вывод, что индукция не может доказать ни одного вывода!
Однако эта критическая линия недостаточна, чтобы сбросить индуктивизм
со счетов. Она действительно иллюстрирует тот факт, что многократно
повторенные наблюдения не способны доказать теории, но при этом она
полностью упускает (или даже принимает) самое основное неправильное
представление, а именно: новые теории можно образовать с помощью индуктивной
экстраполяции наблюдений. На самом деле, экстраполировать наблюдения
невозможно, пока их не поместят в рамки объяснений. Например, чтобы
"вывести" свое ложное предсказание, цыпленок Рассела должен был сначала
придумать ложное объяснение поведения фермера. Возможно, фермер испытывал к
цыплятам добрые чувства. Придумай он другое объяснение -- что фермер
старался откормить цыплят, чтобы потом зарезать, например, -- и поведение
было бы "экстраполировано" совсем по-другому. Допустим, однажды фермер
начинает приносить цыплятам больше еды, чем раньше. Экстраполяция этого
нового ряда наблюдений для предсказания будущего поведения фермера полностью
зависит от того, как его объяснить. В соответствии с теорией доброго фермера
очевидно, что доброта фермера по отношению к цыплятам увеличилась, и
цыплятам теперь совсем нечего переживать. Но в соответствии с теорией
откармливания такое поведение -- зловещий признак: очевидно, что смерть
близка.
То, что те же самые результаты наблюдений можно "экстраполировать",
чтобы дать два диаметрально противоположных предсказания в зависимости от
принятого объяснения, причем ни одно из них невозможно доказать, -- не
просто случайное ограничение, связанное со средой обитания фермера: это
относится ко всем результатам наблюдений, при любых обстоятельствах.
Наблюдения не могут играть ни одну роль, которую им приписывает схема
индуктивизма, даже в отношении простых предсказаний, не говоря уже о
настоящих объяснительных теориях. Надо признаться, что индуктивизм основан
на разумной теории роста знания (которое мы получаем из жизненного опыта), и
исторически он ассоциировался с освобождением науки от догмы и тирании. Но
если мы хотим понять истинную природу знания и его место в структуре
реальности, мы должны признать, что индуктивизм абсолютно ложен. Ни одно