"Дэвид Дойч. Структура реальности [P]" - читать интересную книгу автора

научное объяснение, а в действительности, и ни одно успешное объяснение
любого рода никогда не подходило под описание индуктивистов.
Какова же тогда картина научных рассуждении и открытий? Мы поняли, что
индуктивизм и все остальные теории знания, направленные на предсказания,
основаны на неправильном представлении. Нам необходима теория знания,
нацеленная на объяснение: теория о том, как появляются объяснения и как их
доказывают; как, почему и когда нам следует позволить своему восприятию
изменить наше мировоззрение. Как только у нас будет такая теория, отдельная
теория предсказаний нам больше не понадобится. При наличии объяснения
какого-то наблюдаемого явления метод получения предсказаний уже не является
загадкой. И если объяснение доказано, то любые предсказания, полученные из
этого объяснения, тоже автоматически доказаны.
К счастью, общепринятую теорию научного познания, которая своей
современной формулировкой обязана главным образом философу Карлу Попперу (и
которая является одной из моих четырех "основных нитей" объяснения структуры
реальности), в этом смысле действительно можно считать объяснительной
теорией. Она рассматривает науку как процесс решения задач. Индуктивизм
рассматривает список наших прошлых наблюдений как некий скелет теории,
считая, что вся наука состоит в заполнении пробелов этой теории путем
интерполяции и экстраполяции. Решение задач начинается с неадекватной теории
-- а не с понятийной "теории", состоящей из прошлых наблюдений. Оно
начинается с наших лучших существующих теорий. Когда некоторые из этих
теорий кажутся нам неадекватными и мы начинаем нуждаться в новых, это и
составляет задачу. Таким образом, в противовес схеме индукции, показанной на
рисунке 3.1, научное открытие не должно начинаться с результатов наблюдений.
Но оно всегда начинается с задачи. Под "задачей" я понимаю не обязательно
практическую трудную ситуацию или источник трудностей. Я имею в виду набор
идей, который выглядит неадекватным и который стоит попытаться
усовершенствовать. Существующее объяснение может показаться слишком
многословным или слишком трудным; оно также может показаться излишне
конкретным или нереально амбициозным. Может промелькнуть возможное
объединение с другими идеями. Или объяснение, удовлетворительное в одной
области, может оказаться несовместимым с таким же удовлетворительным
объяснением из другой области. Или, может быть, были удивительные
наблюдения, как-то: блуждающие планеты, -- которые существующие теории не
могли ни предсказать, ни объяснить.
Последний тип задачи напоминает первый этап схемы индуктивистов, но
лишь поверхностно. Неожиданное наблюдение никогда не порождает научное
открытие, если только существующие до него теории уже не содержат зачатки
задачи. Например, облака блуждают даже больше, чем планеты. Это
непредсказуемое блуждание, по-видимому, было известно задолго до того, как
открыли планеты. Более того, прогнозы погоды всегда ценили фермеры, моряки и
солдаты, так что всегда существовал стимул создать теорию движения облаков.
Тем не менее, не метеорология, а астрономия оставила след для современной
науки. Результаты наблюдений метеорологии были гораздо более легко
доступными, чем результаты наблюдений астрономии, но никто не обращал на них
особого внимания и никто не выводил из них теорий относительно холодных
фронтов или антициклонов. История науки не была загружена спорами, догмами,
ересью, размышлениями и тщательно продуманными теориями о природе облаков и
их движения. Почему? Потому что при установившейся объяснительной теории