"Макс Даутендей. В голубом свете Пенанга (Журнал "Порог")" - читать интересную книгу автора

картину сна, продолжавшегося, как ей казалось, годы.
Мармие привиделось, что китаец Лин Сун внезапно явился взыскать с них
долг. Он стоял перед ней и, стуча кулаком по столу, требовал немедленной
уплаты денег, так как собирался ехать в Китай и там жениться. Напрасно
Мармие просила об отсрочке - Лин Сун был неумолим. Триста иен за плетеные
стулья и диваны - обстановку ателье - должны быть уплачены сейчас же.
Иначе - тут китаец плотоядно ухмыльнулся - он сегодня же велит зарезать и
изжарить Холонгку, как делают людоеды на Суматре, и вместе со своей
многочисленной родней раздерет его в клочья, будто свадебную мышь. Мармие
живо представила дикие, поросшие сумрачными лесами берега Суматры за
Малаккским проливом, где еще в наши дни, как рассказывалось в Пенанге,
свирепствуют людоеды. Молодая женщина задрожала от страха; в своем
затуманенном сном сознании она перепутала Китай с Суматрой и была
убеждена, что китаец перебрался туда и намерен потащить за собой ее мужа,
если тот не уплатит долга.
И тут Мармие вспомнилось поверье, о котором рассказывал ей отец. Он не
раз говорил, будто можно убить человека, если проткнуть иглой его
изображение: фигурку или фотографию. Укол нужно нанести в грудь и при этом
громко и отчетливо произнести малайское слово "лулауу". Рука не должна
дрожать. Иглу следует приставить к фотографии против сердца и при слове
"лулауу" пронзить изображение, но так, чтобы игла не сломалась.
Во сне Мармие решила убить китайца и так спасти мужа от зубов людоедов.
Она стала рыться в ящике стола, ища фотографию, которую Лин Сун заказал
для своей невесты.
Затем она еще раз пристально посмотрела в глаза китайцу и сказала:
"Значит, ты не дашь моему мужу никакой отсрочки, Лин Сун?"
"Нет. Свадьба завтра", - с омерзительной ухмылкой ответил китаец, и его
жирное брюхо лоснилось на солнце, как желтые бочонки, которые плавают в
воде в гавани Пенанга.
"Хорошо же!" - воскликнула Мармие, схватила свою швейную иглу, вонзила
ее в грудь китайца на снимке и громко сказала: "Лулауу!"
Китаец побледнел до синевы, как воздух Пенанга, захрипел, и его жирная
туша рухнула к ногам Мармие...
С глубоким вздохом, как бы освобождаясь от тяжкого бремени, молодая
женщина открыла глаза. Она еще слышала, как ее губы отчетливо произносят
"лулауу", как скрипит бумага фотографии под острием иглы. Вот здесь упал
китаец, убитый ее рукой. Теперь Мармие окончательно пробудилась и
посмеялась над глупым сном.
На противоположной стороне улицы, как всегда, мирно посапывал в
кресле-качалке толстый китаец Лин Сун. Он грел на солнце свой
паштетообразный живот, а вокруг усердно трудились над белыми бамбуковыми
стеблями полунагие плетельщики.
Мармие поискала взглядом свою иглу и обнаружила ее воткнутой в домашний
халат мужа, как будто ее рука шила во сне.
Тут молодая женщина вспомнила, что как раз сегодня ее муж расплатился с
китайцем, так что больше речи не может быть ни о каком долге. Вздохнув с
облегчением, она пришила к халату пуговицу, пошла в дом и повесила его на
прежнее место в прихожей, после чего снова принялась усердно раскрашивать
открытки.
Вскоре вернулся из гавани Холонгку. Он вошел в дом, переоделся и