"Н.Я.Дьяконова. Джон Китс. Стихи и проза" - читать интересную книгу автора

чтобы сон ее стал явью. Соединенные вечными узами любовники тайком покидают
"предательский замок" с его "варварскими ордами", "подобными гиенам врагами"
и убегают в бурю и ночь.
При всей фантастичности истории Порфиро и Маделины она необыкновенно
реальна, дышит жизнью и страстью, так как в область воображения перенесено
очарование чувственного мира - пленительная женская красота, любовные ласки,
лунный свет, преломленный через яркие краски витражей, аромат заморских
фруктов и угощений. Между тем действительность символизирована в поэме
"ночными кошмарами" пирующих баронов. Так реальный фон действия превращается
в поэме в ряд жутких, словно искаженных гримасой видений, а фантазия
оказывается истинной и живой.
То, что в эпоху Возрождения и в особенности в древние времена греческой
свободы составляло богатство полной до краев жизни, теперь в прозаическом
обществе современности извращается: природа обезображена городской культурой
("казармами в самых чудесных местах", как писал приятелю Китс),
непосредственность чувственного восприятия притуплена условностями,
отношения людей запятнаны нетерпимостью и неискренностью, искусство
контролируется органами правительства - торийскими журналами, "невидимыми
звеньями, связующими литературу с полицией". {Из открытого письма В.
Хэзлитта обозревателю В. Гиффорду. Цитировано Китсом в письме Джорджу и
Джорджиане Китсам 14 феваля - 3 мая 1819 г., с. 259-260.}
Чтобы воспроизвести подлинное великолепие реального мира, даже природы,
верил Китс, нужно отвлечься от той конкретной формы, в которую ее воплотило
буржуазное общество, и тогда это великолепие, озаренное воображением,
засверкает еще ярче. Отсюда богатство реальных поэтических деталей, которыми
он наполняет самые фантастические свои описания. Только в сфере воображения
может проявиться и любовь, у цивилизованных людей XIX в. трусливая и
расчетливая. Только всемерное удаление от губительной для искусства и
чувства современности может, по мысли Китса, спасти любовь от оскудения, а
поэзию от фальши и унылых прозаизмов.
В то же время, стремясь передать в поэме безмерность чувства,
восхищавшую его в произведениях "старых мастеров" и особенно Шекспира, Китс
изгоняет из своего повествования все, что не лежит непосредственно в сфере
эмоций. Его герои целиком сводятся к овладевшей ими страсти, которая
вытесняет все остальное, стирая, сводя на нет их индивидуальность. В отличие
от вдохновивших их Ромео и Джульетты, ярких, выразительных персонажей,
упорно борющихся, отчаянно сопротивляющихся, Порфиро и Маделина скользят
перед нами, как прекрасные тени, лишенные какой бы то ни было
определенности, как чистые абстракции любви. {По глубоко верному наблюдению
Гегеля, любовь - один из основных мотивов у романтиков, так как в ней
заключен "отказ от своего самостоятельного сознания и отъединенного
для-себя-бытия... Субъект в этом одухотворенном природном отношении
растворяет свое внутреннее содержание" (Гегель Г. В. Ф. Романтическая форма
искусства. - В кн.: Гегель Г. В. Ф. М., 1969, т. 2, с. 275).} Последнее
выражение принадлежит Хэзлитту, которому, как мы видели, Китс следует в
понимании поэзии вообще и поэзии Возрождения в частности: "Ромео, - писал
критик, - отвлечен от всего, кроме своей любви и поглощен ею одной. Он сам -
только в Джульетте". {Hazlitt W. Characters of Shakespeare's Plays. London,
1817, p. 113.} Героини Шекспира, по мнению Хэзлитта, "существуют лишь в
своей привязанности к другим. Они - чистые абстракции любви. Мы так же мало