"Чарльз Диккенс. Рецепты доктора Мериголда" - читать интересную книгу автора

Головоломка или ребус может месяцами валяться в редакции, а печатают их,
только когда надо заполнить пустое место. Но и при этом нам неизменно -
неизменно! - отводят самое невыгодное положение. Мы попадаем в самый низ
столбца или занимаем последние строки журнала, соседствуя с неизбежной
шахматной задачей, где белые дают мат в четыре хода. Один из моих удачнейших
каламбуров - да, пожалуй, самый удачный - пролежал в редакции некоего
журнала целых полтора месяца, прежде чем увидел свет. Вот он: почему плохо
сшитый костюм похож на кредитора? Ответ: потому что он всегда не в пору.
Мои занятия со временем помогли мне узнать, что художник-каламбурист
может продавать свои творения не только на публичных аукционах, но и частным
образом. Некий джентльмен, не назвавший своего имени - которого я тоже не
назову, хотя оно мне отлично известно, - зашел в редакцию журнала,
напечатавшего вышеупомянутый каламбур, на следующий день после выхода в свет
этого номера и попросил сообщить ему фамилию и адрес его автора. Помощник
редактора, мой близкий приятель, которому я обязан не одной дружеской
услугой, сообщил ему и то и другое, и вот в один прекрасный день пожилой
господин довольно апоплексической наружности, с лукавой искоркой в глазах и
смешливыми морщинками в углах рта (и искорка и морщинки лгали, ибо у моего
новою знакомого юмора не было ни на грош) поднялся по крутой лестнице в мою
скромную обитель, отдуваясь, представился поклонником всяческой гениальности
("и посему я ваш покорнейший слуга", - добавил он с любезнейшим жестом) и
пожелал узнать, не соглашусь ли я время от времени снабжать его словесными
головоломками, каламбурами и анекдотами, причем гарантированно новыми и
оригинальными, с обязательным условием, что передаваться они будут
исключительно в его распоряжение и ни одна живая душа, кроме нас двоих, ни
под каким видом о них не узнает. Мой гость добавил, что готов щедро за них
платить, и, действительно, назвал сумму, которая заставила мои глаза вылезти
на лоб настолько высоко, насколько эти органы чувств вообще способны туда
вылезать.
Я вскоре понял, что, собственно, нужно моему новому другу, мистеру
Прайсу Скруперу. Удобства ради я буду в дальнейшем называть его так (имя
это, разумеется, вымышленное, но несколько похоже на его настоящее). Он
оказался любителем званых обедов, которому неведомо как удалось приобрести
чреватую немалыми опасностями репутацию острослова, всегда имеющего в запасе
самый свежий анекдот. Мистер Скрупер обожал званые обеды, и его вечно
преследовала страшная мысль, что рано или поздно наступит день, когда он
станет получать все меньше и меньше приглашений. Вот почему между нами
завязались деловые отношения - между мной, художником-каламбуристом, и
мистером Прайсом Скрупером, любителем званых обедов.
В это же первое свидание я снабдил его двумя-тремя недурными вещицами.
Я одолжил его анекдотом, который во младенчестве слышал от покойного
папеньки - гарантированно новым, потому что его уже многие годы скрывал мрак
забвения. Я дал ему также парочку каламбуров, оказавшихся у меня под рукой -
они были настолько скверными, что никакое избранное общество не заподозрило
бы в них руку профессионала. Я на некоторое время обеспечил его остротами, а
он на некоторое время обеспечил меня хлебом насущным, и мы расстались,
взаимно довольные друг другом.
Эти приятные коммерческие операции стали повторяться часто и регулярно.
Разумеется, в нашей земной юдоли что-нибудь да должно омрачить самые,
казалось бы, безоблачные отношения. Иной раз мистер Скрупер жаловался, что