"Чарльз Диккенс. Рецепты доктора Мериголда" - читать интересную книгу автора

заброшенной. И все же меня охватило странное чувство, словно мамочка и мои
умершие братцы и сестрицы, которых я никогда не видела, сидели здесь ночью у
камина, как мы сидим около него днем. Может быть, она узнала о моем горе и
оставила знак, чтобы утешить меня и дать мне совет. Мое евангелие лежало на
столе, но оно было закрыто. Ее ангельские пальцы не открыли священную книгу
на стихе, который указал бы мне путь. И чтобы узнать волю провидения, мне
оставалось только вынуть жребий.
Я вырезала три совершенно одинаковых полоски бумаги - три, хотя,
конечно, могла бы обойтись и двумя. На первой я написала: "Стать женой брата
Мора", а на второй - "Стать Незамужней Сестрой". Третья полоска лежала на
пюпитре чистая и белая, словно ожидая, чтобы на ней было написано чье-то
имя, и вдруг пронизывающий холод зимнего утра сменился душной жарой, так что
мне пришлось распахнуть окно и подставить лицо струям морозного воздуха. Я
подумала, что оставлю себе выбор, хотя при слове "выбор" совесть моя горько
меня упрекнула. Потом я вложила три бумажные полоски в евангелие и села
перед ним, страшась вынуть жребий, скрывающий тайну моей будущей жизни.
Ничто не подсказывало мне, какую бумажку выбрать, и я не решалась
протянуть руку ни к одной из них. Ибо я должна была подчиниться жребию,
который мне выпадет. Стать женой брата Мора - как это ужасно! А потом мне
вспомнился "Дом Сестер", где обитают Незамужние Сестры, где все у них общее,
и он показался мне унылым, скучным и каким-то неживым. Но вдруг я вытащу
пустую бумажку! Сердце у меня мучительно билось. Я снова и снова протягивала
руку и снова ее отдергивала; и вот уже керосин в лампе начал выгорать,
огонек ее потускнел, и, устрашившись, что я снова останусь без указания, я
выхватила из евангелия среднюю полоску. Огонек в лампе уже совсем угасал, и
я едва успела прочесть слова: "Стать женой брата Мора".
Это последняя запись в моем дневнике, который я вела три года тому
назад.
Когда Сусанна сошла в гостиную, она увидела, что я сижу у своего
пюпитра, охваченная тупым оцепенением, и сжимаю в руке злосчастную полоску.
Мне ничего не надо было объяснять ей: она поглядела на другие полоски -
пустую и с надписью "Стать Незамужней Сестрой" - и поняла, что я вынимала
жребий. Помнится, она всплакнула и поцеловала меня с непривычной нежностью,
а потом вернулась к себе в спальню, и я слышала, как она что-то серьезно и
печально говорила Присцилле. А потом нас всех охватило какое-то равнодушие;
даже Присцилла угрюмо смирилась со своей судьбой. Пришел брат Мор, и Сусанна
рассказала ему о жребии, который я вынула, но попросила не тревожить меня
сегодня; он ушел, а я осталась свыкаться со своим несчастьем.
На следующий день я рано утром вернулась в Вудбери. Единственным
утешением служила мне мысль, что моему дорогому отцу обещана свобода и он
будет жить со мной в богатстве и довольстве до конца своей жизни. Все
последующие дни я его почти не покидала и ни разу не допустила, чтобы брат
Мор остался со мной наедине. Каждое утро Джон Робинс или его жена провожали
меня до ворот тюрьмы, а вечером поджидали меня там, и мы вместе возвращались
в их домик.
Мой отец должен был обрести свободу только в день моей свадьбы, и
потому решено было сыграть ее как можно скорее. Многие свадебные наряды
Присциллы годились и для меня. Роковой час неотвратимо приближался.
Как-то утром, в сумрачном свете декабрьской зари, на тропинке перед
собой я вдруг увидела Гавриила. Он стал мне что-то быстро и горячо говорить,