"Чарльз Диккенс. Рецепты доктора Мериголда" - читать интересную книгу автора

пока однажды, возвращаясь летом из ЗапаДной Англии, не въехали мы вечером в
Эксетер * и не увидели, что какая-то женщина колотит девочку, а та все
кричит: "Не бей меня! Мама, мама, мамочка!" Тут моя жена заткнула уши и как
безумная бросилась прочь, а на следующий день ее тело вытащили из реки.
Остались мы в фургоне вдвоем - я и мой пес. Я научил его тявкать, когда
честной народ мялся и не предлагал своей цены, а еще тявкать и кивать, когда
я спрашивал его: "Кто сказал полкроны? Это вы, сэр, предложили полкроны?" Он
скоро стал знаменитостью и, хотите верьте, хотите нет, сам научился рычать
на тех, кто предлагал не больше шести пенсов. Но лет ему было уже немало, и
как-то вечером, когда я продавал в Йорке очки и вся толпа хохотала до
судорог, у него тоже начались судороги, только совсем другого рода, и он
сдох прямо на подножке рядом со мной.
Человек я по натуре привязчивый, так что после этого и вовсе извелся с
тоски. В часы торговли я с ней еще справлялся, потому что приходилось
заботиться о своей репутации (да и о своем пропитании тоже), но стоило мне
остаться одному, как она меня совсем одолевала. Так вот оно и бывает с нами,
любимцами публики. Поглядите на нас, пока мы на подножке, и вы согласитесь
дорого заплатить, чтобы поменяться с нами местом. Поглядите, каковы мы,
когда сходим с подножки, и вы добавите еще чуть-чуть, лишь бы расторгнуть
сделку. Вот в такое-то время я и разговорился с великаном. Кабы не моя
тоска, я, наверное, посчитал бы такое знакомство слишком низким. Вообще-то,
когда ведешь кочевую жизнь, не след знаться с самозванцами и обманщиками.
Если человек не может заработать на хлеб насущный с помощью своих
натуральных способностей, то он тебе не компания. А этот великан во время
представления выдавал себя за римлянина.
Был он слабосильный юноша, что я объясняю расстоянием между его
противоположными концами. Голова у него была маленькая, а в ней и того
меньше, был он жидковат в коленках и подслеповат - одним словом, как
взглянешь на него, так и поймешь, что велик он не по суставам и не по
разуму. Впрочем, юноша он был вежливый, хоть и робкий (его маменька сдавала
его внаймы, а деньги тратила сама), и мы с ним познакомились, когда он шел
пешком, чтобы дать отдохнуть лошади между двумя ярмарками. Звался он
Ринальдо ди Веласко, потому что фамилия его была Пиклсон *.
Этот великан, а другими словами Пиклсон, сообщил мне по секрету, что не
только он сам себе тяжкая ноша, но и жизнь стала ему тяжкой ношей из-за
того, что его хозяин жестоко обращается со своей глухонемой падчерицей. Мать
ее умерла, вступиться за нее было некому, и бедняжке приходилось несладко.
Ездила она с их балаганом только потому, что негде было ее оставить, и этот
великан, а другими словами Пиклсон, был даже убежден, будто его хозяин
нарочно старается где-нибудь ее потерять. Этот юноша был таким слабосильным,
что уж не знаю, сколько времени ему понадобилось, чтобы изложить всю
историю, но в конце концов она добралась-таки до его верхней оконечности,
хоть у него и была повреждена циркуляция флюидов.
Когда я услышал все это от великана, а другими словами Пиклсона, да
узнал к тому же, что у бедняжечки длинные черные кудри и ее за них хватают,
валят наземь и колотят, у меня совсем глаза застлало. Вытер я их и дал ему
шестипенсовик (кошелек-то у него был такой же тощий, как он сам), а он его
потратил на две кружки джина с водой - по три пенса за кружку, и до того
разошелся, что спел модную песенку "Знобки-ознобки, ну и мороз!". А ведь его
хозяин чего только не пробовал, чтобы того же от него добиться, как от