"Чарльз Диккенс. Рассказы и очерки (1850-1859)" - читать интересную книгу автора

времени мэром этого процветающего города.
Он оказывался жертвой явлений природы, противных всем законам естества.
У него народилось двое детей, которые так и не выросли; которым вечно нечем
было укрываться по ночам; которые непрестанно сводили его с ума, напрасно
требуя пищи; которые не вылезали из горячки и кори (почему, надо думать, он
и прокуривал для дезинфекции свое письмо табачным дымом); которые никогда ни
в чем и ни на сколько не менялись за все четырнадцать истекших лет. А его
жена - одному богу известно, чего только не натерпелась эта мученица! Тот же
долгий срок она непрестанно была в интересном положении, но так и не
разрешилась от бремени. Он ей неизменно предан. Никогда он не тревожился за
самого себя: что в том, если он погибнет сам - он даже готов погибнуть, - но
разве христианский долг мужчины, мужа, отца, не повелевает ему, когда он
глядит на нее, писать просительные письма? (Обычно он тут же вскользь
добавлял, что вечером зайдет выслушать ответ на этот свой вопрос.)
Он был игралищем самых странных несчастий. Его брат учиняет над ним
такое, что хоть у кого разорвалось бы сердце. Брат вступил с ним в дело и
сбежал с деньгами; брат занял под его поручительство огромную сумму и
предоставил ему расплачиваться; брат соблазняет его местом на несколько сот
фунтов в год - на условии, что он согласится писать письма в воскресный
день; брат проповедует правила, несовместимые с его религиозными
воззрениями, а потому он вынужден отклонять помощь, которую тот мог бы ему
оказать. Владелец дома, у которого он квартирует, лишен всякого проблеска
человечности. Когда он впервые наложил арест на его имущество, я не знаю, но
арест не снят по сей день. Помощник судебного пристава поседел, дежуря у
него. Они его вгонят в могилу - и похоронят за счет прихода.
Он перепробовал все виды занятий, о каких только можно помыслить. Был и
в армии, и во флоте, и священником, и юристом; подвизался и в печати и в
изящных искусствах, служил в общественных учреждениях, перепробовал все
какие ни на есть профессии. Он воспитывался как джентльмен; учился во всех
колледжах Оксфорда и Кембриджа; * он умеет щегольнуть в письме латинской
цитатой (но, случается, неправильно напишет иное коротенькое английское
слово); он может сообщить вам, как высказался о просителях Шекспир - о чем
вы, верно, и не подозревали. Примечательно, что, преследуемый бедствиями, он
все же всегда успевает читать газеты; и свои обращения заканчивает намеком
на что-либо такое в злобе дня, что, по его соображениям, должно меня
волновать.
Его жизнь являет ряд несообразностей. Бывает, что он никогда раньше не
писал таких писем. Он сгорает со стыда. Пишет в первый раз. И, конечно, в
последний. Вы можете не отвечать, и тогда, как вам дают понять, он тихо
покончит с собой. А бывает (и гораздо чаще), что он уже разослал несколько
подобных писем. В этом случае он вкладывает в письмо ответы, с упоминанием,
что они для него неоценимо дороги, и с настоятельной просьбой аккуратно
возвратить их. Он это любит - непременно что-нибудь вложит: стихи,
полученные письма, ломбардную квитанцию - чтобы вынудить у вас ответ. Он
очень строго отзывается о "баловне судьбы", который отказал ему в
полсоверене, как явствует из вложения номер два, но он знает, что я не из
таких.
Он пишет разнородными стилями; иногда в унылом тоне; иногда прямо-таки
шутливо. Когда он в унынии, строки идут у него под уклон и повторяются одни
и те же слова - мелкие признаки, долженствующие указывать на смятение духа.