"Чарльз Диккенс. Рассказы и очерки (1850-1859)" - читать интересную книгу автора

естественный вопрос. "Большинство из них калеки, - сказал надзиратель, - и
ни к чему не пригодны". Они бродили крадучись, словно волки или гиены,
потерявшие надежду на добычу, и бросались на пишу, когда им ее приносили,
точно так же, как эти животные. Большеголовый идиот, тяжело волочивший ноги
по мостовой, на солнце, за стенами этой будки, представлял собой куда более
приятное зрелище.
Множество грудных детей; множество матерей и других больных женщин,
лежащих в постели; множество сумасшедших; в нижних помещениях с каменным
полом - целые полчища мужчин, ожидающих обеда, а в верхних, лазаретных,
палатах - великое множество стариков, которые бог знает как дотягивают свой
век - вот что мы видели на своем пути в течение двух часов. В некоторых из
этих последних комнат на стенах были прилеплены картинки, иногда на чем-то
вроде буфета стояла аккуратно расставленная фаянсовая или оловянная посуда;
время от времени мы с радостью видели одно-два растеньица; почти в каждой
палате была кошка.
В этих длинных шеренгах престарелых и больных некоторые старики были
прикованы к постели, и с давних пор; другие сидели на кроватях, полунагие;
некоторые умирали на своих постелях; некоторые встали с постелей и сидели за
столом, поближе к огню. Мрачное или вялое равнодушие к нашим вопросам, тупая
бесчувственность ко всему, кроме тепла и пищи, унылая безропотность, потому
что жаловаться бесполезно, упрямое молчание и одно злобное желание: чтобы их
оставили в покое - вот что, как мне казалось, встречало нас всюду. В одной
из этих унылых стариковских шеренг произошел - пока не подоспела
надзирательница - примерно следующий маленький диалог:
- Все у вас в порядке? Жалоб нет?
Молчание. Старик в шотландском берете, который сидит вместе с другими
на скамье за столом и ест кашу из жестяной миски, сдвигает немного назад
свой берет, чтобы посмотреть на нас, потом ладонью опять надвигает его на
лоб и продолжает есть.
- Ну как, все в порядке? - повторяем мы.
Снова молчание. Другой старик, который сидит на постели и дрожащей
рукой чистит вареную картофелину, поднимает голову и смотрит на нас.
- Еды хватает?
Ответа нет. Еще один старик, в постели, поворачивается на другой бок и
кашляет.
- Как вы себя чувствуете? - обращаемся мы к нему.
Этот старик ничего не отвечает, зато другой старик, высокий, с очень
хорошими манерами и очень правильной речью, выходит откуда-то и вызывается
дать нам ответ. Ответ здесь почти всегда исходит от добровольца, а не от
того человека, на которого мы смотрим и к которому обращаемся.
- Мы очень стары, сэр, - мягко и внятно звучит его голос. - Большинство
из нас уже не может хорошо себя чувствовать.
- А как вам тут живется?
- У меня нет жалоб, сэр. - Легкий кивок головой, легкое пожимание
плечами и что-то вроде извиняющейся улыбки.
- Еды хватает?
- Как вам сказать, сэр; у меня плохой аппетит. - Тем же тоном, что и
раньше. - И все-таки я легко справляюсь со своей порцией.
- Однако, - я показываю ему на миску с воскресным обедом: куском
баранины и тремя картофелинами. - Так не умрешь с голоду?