"Чарльз Диккенс. Крошка Доррит. Книга 1" - читать интересную книгу автора

А что до Марселя, так мы знаем, что такое Марсель. Город, откуда пошла
гулять по свету самая возмутительная бунтовская песня * из всех, когда-либо
сочиненных на Земле. Который просто не мог бы существовать без этих своих
аллон-маршон - все равно куда, хоть к победе, хоть к смерти, хоть к черту,
на худой конец.
Произнесший эту тираду - с самым, впрочем, забавно-добродушным видом -
перегнулся через парапет и обвел Марсель взглядом, исполненным величайшего
презрения; а затем принял независимую позу, заложив руки в карманы и бренча
там монетами, и подкрепил этот взгляд уничтожительным смешком.
- Аллон-маршон, скажите на милость! Лучше бы дали порядочным людям
аллон-маршон по их надобностям, а не запирали их в какой-то дурацкий
карантин!
- Да, обстоятельство предосадное, - согласился второй собеседник. - Но
сегодня нас обещают выпустить.
- Обещают выпустить! - воскликнул первый. - Да это, если хотите, еще
большее безобразие. Выпустить! А с какой стати нас здесь вообще держат?
- Действительных причин нет, согласен. Но поскольку мы прибыли с
Востока, а Восток - пристанище чумы...
- Чумы! - подхватил первый. - Вот в этом все дело. Недолго и очуметь от
того, что с нами здесь происходит. Я словно человек в здравом уме и твердой
памяти, которого засадили в дом для умалишенных - просто не могу перенести,
что меня подозревают в чем-либо подобном. Мое здоровье не оставляло желать
лучшего, когда мы сюда приехали; но от одного подозрения, что я могу быть
зачумлен, я совсем очумел. Да, да, они правы: у меня чума.
- Вы ее отлично переносите, мистер Миглз, - с улыбкой отозвался его
собеседник.
- Ошибаетесь. Знай вы всю правду обо мне, вы бы так не говорили. Уж
сколько времени я просыпаюсь по ночам и твержу себе: вот я заболеваю, вот я
уже заболел, вот теперь я умру, и эти негодяи воспользуются моей смертью,
чтобы оправдать свои предосторожности. Да я предпочел бы, чтобы меня сразу
проткнули булавкой и накололи на картон, точно какую-нибудь букашку в
коллекции насекомых, чем терпеть те муки, которые я здесь терплю.
- Полно тебе, мистер Миглз, что уж теперь говорить об этом, когда все
позади, - послышался жизнерадостный женский голос.
- Позади! - подхватил мистер Миглз, который (вопреки своему природному
добродушию) находился, видимо, в таком расположении духа, когда всякая
попытка со стороны прекратить спор лишь подливает масла в огонь. - А хотя бы
даже и позади, почему же мне не говорить об этом?
Женский голос принадлежал миссис Миглз, а миссис Миглз походила на
мистера Миглза - у нее было такое же приветливое, румяное лицо, одно из тех
славных английских лиц, на которых запечатлелся отблеск камелька и домашнего
уюта, озаряющего их пять или шесть десятков лет.
- Ну, ну, уймись, папочка, уймись, - сказала миссис Миглз. - Вот
погляди на Бэби себе в утешение.
- На Бэби! - все еще ворчливо повторил мистер Миглз, но в это время
сама Бэби, стоявшая тут же, положила руку на отцовское плечо, и мистер Миглз
немедленно и от глубины души простил Марселю все обиды.
Бэби можно было дать лет двадцать. Это была красивая девушка с густыми
каштановыми волосами, самой природой завитыми в крупные локоны. Особенно
хороши были у нее глаза - такие большие, такие ясные, такие блестящие, так