"Чарльз Диккенс. Крошка Доррит. Книга 1" - читать интересную книгу автора

каждом тупике, на каждом перекрестке дрожал, стонал, бился в воздухе
скорбный звон, словно город был во власти чумы и по улицам тянулись повозки
с трупами. Все то, на чем изнуренный работой человек мог бы хоть
сколько-нибудь отвести душу, было тщательно и надежно заперто на замок. Ни
картин, ни диковинных животных, ни редких цветов или растений, ни природных
или искусственных чудес древнего мира - на все это просвещенный разум
наложил табу, нерушимой твердости которого могли бы позавидовать безобразные
божки диких племен в Британском музее *. Не на что кинуть взгляд, кроме
улиц, улиц, улиц. Негде подышать воздухом, кроме улиц, улиц, улиц. Нечем
разогнать тоску и неоткуда набраться бодрости. Только и остается усталому
труженику, что сравнивать унылое однообразие седьмого дня недели с унылым
однообразием шести остальных, размышлять о своей горькой жизни и утешаться
этим - или огорчаться, что более вероятно.
В этот приятный вечер, столь пользительный для укрепления религии и
нравственности, мистер Артур Кленнэм, только что прибывший из Марселя через
Дувр, откуда его доставил дуврский дилижанс, так называемая "Синеокая
красотка", сидел у окна в кофейне на Ладгет-Хилл. Вокруг него было десять
тысяч респектабельных домов, так хмуро глядевших на улицы, их обтекавшие,
словно в каждом из них проживали те десять юношей из "Тысячи и одной ночи",
которые по ночам вымазывали себе лица грязью и в горестных воплях оплакивали
свои невзгоды. Вокруг него было пятьдесят тысяч жалких лачуг, где люди жили
в такой тесноте и грязи, что чистая вода, в субботу вечером налитая в
кувшин, в воскресенье утром уже не годилась к употреблению; хотя его
милость, депутат от их округа, удивлялся, отчего это им не спится среди
запахов лежалой говядины и баранины. На целые мили к северу, к югу, к
западу, к востоку тянулись дома, похожие на колодцы или шахты, дома,
обитатели которых всегда задыхались от недостатка воздуха. Через весь город,
вместо красивой, прохладной реки, катила свои мутные воды сточная канава.
Какие же мирские желания могли в день седьмой волновать миллион с лишним
человеческих существ, шесть дней гнувших спину среди всех этих аркадских
радостей, от сладостного постоянства которых им некуда было спастись с
колыбели до гроба? Недремлющее око полиции - вот, разумеется, и все, что им
требовалось.
Мистер Артур Кленнэм сидел у окна в кофейне на Ладгет-Хилле,
прислушиваясь к звону ближайшего колокола, машинально подбирая ему в такт
слова и припевы, и думал: сколько найдется за год слабых здоровьем людей,
чью кончину ускорит это испытание? По мере того как приближался час начала
церковной службы, колокол все чаще менял свой голос и от этого все
неотвязней лез в уши. Когда осталось четверть часа, он забил с
оживленно-мертвящей настойчивостью, торопя население в божий храм, в божий
храм, в божий храм. Когда осталось десять минут, он увидел, что прихожане
собираются туго, и, приуныв, стал глухо взывать: ждем вас, ждем вас, ждем
вас. Когда осталось только пять минут, он потерял всякую надежду, и все
триста секунд сотрясал окрестные дома мрачными ударами, по одному в секунду,
похожими на стон отчаяния.
- Слава богу! - сказал Кленнэм, когда время истекло и колокол умолк.
Но под этот звон ожили в его памяти многие печальные воскресенья
прошлого, и мрачная вереница воспоминаний продолжала тянуться перед его
мысленным взором даже и после того, как наступила тишина.
- Господи, прости меня, - сказал он, - и тех, кто был моими