"Чарльз Диккенс. Крошка Доррит. Книга 1" - читать интересную книгу автора

довольно большое, забранное железной решеткой окно, выходившее на мрачную
лестницу, откуда таким образом можно было во всякое время наблюдать за
обитателями камеры. Выступ в кладке стены, у нижнего края решетки, образовал
широкий каменный подоконник на высоте трех или четырех футов от полу. Сейчас
на этом подоконнике, полусидя, полулежа, устроился один из узников; колени
он подобрал, а спиной и ступнями ног упирался в боковые стенки оконного
проема. Переплет решетки был настолько редкий, что не помешал ему просунуть
руку меж двух прутьев и облокотиться на поперечину, что придавало его позе
непринужденность.
Все здесь было отмечено печатью тюрьмы. Тюремный воздух, тюремный свет,
тюремная сырость, тюремные обитатели - на всем сказывалось пагубное действие
заключения. Лица людей побледнели и осунулись, железо заржавело, камень
покрылся слизью, дерево сгнило, воздух был спертый, свет - мутный. Как
колодец, как подземелье, как склеп, тюрьма не знала сияния дня, и даже среди
пряных ароматов где-нибудь на островах Индийского океана сохранила бы в
неприкосновенности свою зловонную атмосферу.
Человека, полулежавшего на каменном подоконнике, пробрал даже холод.
Нетерпеливым движением плеча он плотней запахнул свой широкий плащ и
проворчал: "Черт возьми это проклятое солнце, хоть бы раз заглянуло сюда".
Он ждал, когда его придут кормить, тесно прижавшись к решетке, старался
высмотреть что-то внизу, куда уходила лестница, и выражением своего лица
напоминал голодного зверя. Но во взгляде слишком близко посаженных глаз не
было ничего от царственной гордости львиного взора; то был взгляд
пронзительный, но неяркий, - словно нацеленное острие клинка, которое почти
не видно, если смотреть на него в упор. Эти глаза не имели глубины, лишены
были разнообразия выражений; они просто открывались и закрывались, а иногда
блестели, как у кошки. Искусный ремесленник мог бы изготовить лучшую пару
глаз - если не говорить о службе, которую они служили своему обладателю. Нос
был довольно красив, из тех, которые называют орлиными, но переносица
чересчур высока, оттого и расстояние между глазами казалось чересчур малым.
Что до остального, то это был человек рослый, видный, с тонкогубым ртом,
прятавшимся под густыми усами, и шапкой жестких всклокоченных волос
неопределенного пыльного цвета, кой-где, впрочем, отливавших рыжиной. Рука,
просунутая между прутьев решетки (вся покрытая свежими, едва зажившими
царапинами), была невелика, удивляла своей женственной пухлостью и, верно,
удивляла бы также белизной, если бы смыть с нее тюремную грязь.
Второй узник лежал на каменном полу, укрывшись курткой грубого темного
сукна.
- Вставай, скотина! - зарычал первый. - Не смей спать, когда я голоден!
- Можно и встать, патрон, - покорно и даже весело согласился тот, кого
назвали скотиной. - Мне ведь все равно, что спать, что бодрствовать. Разница
невелика.
С этими словами он встал, отряхнулся, почесал себе спину, накинул на
плечи куртку, которой только что укрывался, завязал рукава под подбородком
и, зевая, уселся на пол у стены напротив окна. - Скажи, который час, -
буркнул первый узник. - Полдень пробьет через... через сорок минут. -
Запинка была вызвана тем, что он обежал глазами камеру, точно мог прочесть
где-то ответ на заданный ему вопрос.
- С тобой не нужно часов. Как это ты всегда узнаешь время?
- Сам не знаю как. Я всегда могу сказать, который час и где я нахожусь.