"Чарльз Диккенс. Крошка Доррит. Книга 2" - читать интересную книгу автора

Но по мере того как они спускались к благодатным предгорьям, образ
этого человека, более коварного, чем снег, с душой еще холоднее и притом
неспособной таять, постепенно изгладился из ее памяти. Снова грело солнце,
снова приятно освежала вода горных потоков, рожденных среди льдов и снегов,
снова вокруг были сосны, журчащие по камням речки, зеленые холмы и долины,
деревянные шале и зубчатые изгороди Швейцарии. Дорога теперь местами
расширялась настолько, что Крошка Доррит могла ехать рядом с отцом. Она
смотрела, как он сидит на своем муле, в дорогой шубе, крытой тонким сукном,
свободный, богатый, окруженный многочисленной челядью, как взгляд его без
помехи скользит по красотам природы, которых не омрачает никакая безобразная
тень, - и счастье переполняло ее сердце.
Дядюшка Фредерик уже настолько освободился от зловещей тени, что носил
заказанное для него платье, время от времени совершал омовения, как некий
жертвенный обряд во славу семьи, и ехал туда, куда его везли, с выражением
тихого, животного удовольствия, позволявшим заключить, что свежий воздух и
перемена обстановки идут ему на пользу. Во всем остальном - за одним
исключением - он лишь отражал свет, исходивший от его брата. Величие,
свобода, богатство последнего, пышность и блеск его существования - все это
радовало Фредерика безотносительно к себе самому. Молчаливый и смиренный, он
почти не раскрывал рта, предпочитая слушать речи брата, не требовал никаких
услуг, довольствуясь тем, что брата ублажают со всех сторон. Единственная
перемена, которую можно было заметить в его поведении, касалась младшей
племянницы. Он относился к ней с день ото дня растущим уважением, с каким
редко старики относятся к молодым, и в то же время словно подчеркивал, что
иначе и быть не может. Во всех тех случаях, когда мисс Фанни считала нужным
заявить раз и навсегда, он тут же находил повод обнажить свою седую голову
перед младшей племянницей или подсаживал ее в карету, или помогал выйти из
кареты, словно так или иначе спешил выказать ей внимание, причем самое
почтительное. И никто бы не счел его поведение неуместным или вынужденным,
настолько это делалось просто, непосредственно и от души. Даже по просьбе
брата он никогда не согласился бы сесть или войти куда-нибудь раньше нее.
Ревниво следил он за тем, чтобы и другие оказывали ей почтение, и при спуске
с Большого Сен-Бернара так распалился гневом на лакея, который не подержал
ей стремя, хотя был рядом, что, ко всеобщему несказанному изумлению, пустил
своего мула на нерадивого слугу, загнал его в угол и пригрозил затоптать
насмерть.
Они составляли весьма многочисленную партию, и хозяева гостиниц только
что не молились на них. Первым прибывал на место курьер, чтобы велеть
приготовить парадные комнаты, и все уже знали наперед, что едут важные
гости. Курьер был герольдом семейного кортежа. За ним следовала большая
дорожная карета, в которой ехали внутри: мистер Доррит, мисс Доррит, мисс
Эми Доррит и миссис Дженерал; на запятках несколько слуг, а на козлах, рядом
с кучером, Эдвард Доррит, эсквайр (в хорошую погоду). За каретой - тарантас
с Фредериком Дорритом, эсквайром, и пустым местом для Эдварда Доррита,
эсквайра (на случай дурной погоды). За тарантасом - фургон с остальной
прислугой, громоздкой кладью и всей грязью и пылью из-под колес передних
экипажей.
Сейчас все это украшало собой двор гостиницы в Мартиньи, куда семейство
вернулось из своего путешествия в горы. Стояли там и другие экипажи
(проезжающих в эту пору было много), от потрепанной итальянской vettura -