"Чарльз Диккенс. Крошка Доррит. Книга 2" - читать интересную книгу автора

взращивать, не на что надеяться, нечего ждать, кроме смерти.
В иных городах все дворцы были превращены в казармы, а законные
обитатели изгнаны; солдаты сушили свое обмундирование вдоль мраморных
карнизов, высовывались из стрельчатых окон, без дела толпились на балконах,
словно полчища крыс, которые подгрызают опоры здания, дающего им приют,
приближая (к счастью) тот час, когда оно обрушится вместе с ними и погребет
под собой всех солдат, всех попов, всех шпионов, - всю нечисть, что теперь
составляет население города.
В этой постоянной смене зрелищ и впечатлений семейный кортеж достиг,
наконец, Венеции. И здесь он на время распался, так как в Венеции
предполагалось провести несколько месяцев, для чего уже нанят был на Canale
Grande {Большой канал (итал.).} дворец (вшестеро больше, чем вся тюрьма
Маршалси).
Из всех ее видений это было самое фантастическое: город с улицами,
мощенными водой, день и ночь погруженный в мертвую тишину, нарушаемую лишь
глухим звоном церковных колоколов, плеском волн да криками гондольеров на
водяных перекрестках; и здесь Крошка Доррит все чаще отдавалась раздумьям,
не зная, как заполнить томительный досуг. Семейство вело светскую жизнь,
много выезжало, веселилось, превращая ночь в день; но она по своей природной
застенчивости чуждалась этих развлечений и была рада, когда ее не заставляли
принимать в них участие.
Иногда - если удавалось спастись от навязчивых услуг горничной, которая
скорей была ее госпожой, и притом весьма деспотичной, - она садилась в
гондолу, одну из тех, что всегда стояли наготове, привязанные к раскрашенным
столбам у подъезда, и пускалась блуждать по этому странному городу. Люди в
других гондолах, попадавшихся навстречу, спрашивали друг друга, кто эта
маленькая девушка, что так одиноко сидит в своей лодке, сложив на коленях
руки и задумчиво и удивленно смотрит по сторонам. Но Крошка Доррит, далекая
от мысли, что кто-нибудь может заинтересоваться ею и ее делами, продолжала
свой путь, тихая, боязливая и углубленная в себя.
Но больше всего она любила сидеть на балконе своей комнаты, верхнем из
нескольких, украшавших фасад дворца. Эти балконы были причудой в восточном
вкусе - не редкость в этом собрании причуд; и Крошка Доррит в самом деле
казалась крошкой, когда смотрела на воды канала, наклоняясь над широкой
массивной балюстрадой, сложенной из потемневших от времени каменных плит.
Она так часто проводила здесь свои вечера, что ее маленькая фигурка
сделалась уже чем-то привычным, и люди, проезжавшие мимо, искали ее глазами,
а найдя, говорили: "Вон та маленькая англичанка, которая всегда одна".
Но никто из этих людей не существовал для маленькой англичанки; никого
из них она не видела и не знала. Она смотрела, как разливается по небу
зарево заката, алые и пурпурные полосы протягиваются над самым горизонтом, и
дома так ярко пламенеют в последних лучах солнца, что кажется, будто их
толстые стены стали легкими и прозрачными и они светятся изнутри. Потом,
когда меркло все это великолепие красок, она провожала глазами черные
силуэты гондол, развозивших гостей на музыку и танцы, и снова поднимала взор
к небу, уже искрившемуся звездами. Не эти ли звезды когда-то сияли над нею,
озаряя ее воображаемый бал? Тюремные ворота! Как странно вспоминать о них
теперь!
Но она вспоминала и эти ворота и ночь, когда она сидела возле них,
положив голову Мэгги к себе на колени; и еще многие места и картины,