"Чарльз Диккенс. Крошка Доррит. Книга 2" - читать интересную книгу автора

больше поводов для беспокойства. Пользуясь случаем, позволю себе заметить в
виде примера, что едва ли уместно смотреть на нищих с таким интересом, какой
имеет склонность выказывать одна моя маленькая приятельница. На них совсем
не следует смотреть. Никогда не следует смотреть на неприятное. Не говоря
уже о том, что это нарушает элегантную невозмутимость, лучше всего
свидетельствующую о хорошем воспитании, подобная склонность не совместима с
утонченностью образа мыслей. Истинно утонченный образ мыслей в том и
состоит, чтобы не замечать ничего, что не является вполне приличным,
пристойным и приятным. - Изложив эти возвышенные соображения, миссис
Дженерал сделала глубокий реверанс и удалилась, поминая Плющ и Пудинг, о чем
можно было догадаться по движению ее губ.
До этой минуты Крошка Доррит и говорила и молчала, сохраняя спокойную
сосредоточенность и ясный, ласковый взгляд. Если порой и затуманивался этот
взгляд, то лишь на короткое мгновение. Но как только она осталась наедине с
отцом, руки ее, лежавшие на коленях, тревожно зашевелились, и с трудом
сдерживаемое волнение отразилось на лице.
Не о себе думала она. Быть может, предыдущий разговор и показался ей
немного обидным, но не это было причиной ее тревоги. Все ее мысли, как и
прежде, были только об отце. С первых дней перемены в их судьбе ее томило
смутное предчувствие, что, несмотря на эту перемену, ей никогда не увидать
отца таким, каким он был до тюрьмы; и мало-помалу предчувствие это перешло в
тягостную уверенность. В упреках, которые только что привелось выслушать, во
всем поведении отца с нею она узнавала знакомую тень тюремной стены. Теперь
тень выглядела по-иному, но это была все та же зловещая тень. С болью и
горечью приходилось сознаться, что напрасны все попытки уверить себя, будто
время может стереть след, оставленный четвертью века пребывания за решеткой.
Но если так, он не виноват; и она ни в чем не винила его, ни в чем не
упрекала; не было в ее преданном сердце иных чувств, кроме безграничной
нежности и глубокого сострадания.
Вот почему ни роскошь дворцовых покоев, ни красота города,
раскинувшегося за дворцовыми окнами, не существовали сейчас для Крошки
Доррит; она смотрела на отца, который восседал на мягком диване, освещенный
лучами яркого итальянского солнца, а видела перед собой узника Маршалси в
жалкой полутемной комнатенке, и ей хотелось по-старому сесть с ним рядом и
приласкать его и утешить, зная, что она близка и нужна ему. Быть может, он и
угадал ее мысли, но они были не в лад его мыслям и чувствам. Он беспокойно
заерзал на месте, потом встал и принялся расхаживать по комнате с крайне
недовольным видом.
- Вы еще что-нибудь хотели мне сказать, отец?
- Нет, нет. Это все.
- Отец, дорогой, мне очень грустно, что вы недовольны мной. Больше у
вас не будет к этому поводов, обещаю вам. Я изо всех сил постараюсь
приноровиться ко всему, что для меня так ново и непривычно. Видит бог, я и
прежде старалась, но ничего у меня не выходило.
- Эми, - прервал он, круто повернувшись к ней. - Ты - кха - то и дело
причиняешь мне боль.
- Я причиняю вам боль, отец? Я?
- Есть - кхм - одно обстоятельство, - сказал мистер Доррит, скользя
глазами по потолку и упорно избегая напряженного, полного немой обиды
взгляда дочери, - весьма болезненное обстоятельство, период жизни, который я